В конце минувшего года мы говорили с Глебом Андреевичем Тороповым, который сейчас занимает должность заместителя начальника отдела в Федеральном агентстве по делам национальностей. В разговоре упоминался старший брат Глеба Андреевича — отец Даниил, который также окончил Богословский факультет ПСТГУ, принял сан и сейчас служит в известном в Москве храме Воскресения Словущего. Сегодня мы предлагаем читателям размышления отца Даниила Торопова о духовном образовании и путях пастырского служения.

Отец Даниил, с одной стороны храм, где Вы сейчас служите, хорошо известен москвичам, с другой стороны, он всегда в тени Данилова монастыря. Скажите, к Вам вообще люди ходят?

Ходят. В обычный воскресный день у нас причащается от 50 до 100 человек. На двунадесятые праздники количество возрастает в полтора раза. При этом география наших прихожан самая разная: большая часть людей, разумеется, из Южного округа Москвы, но есть и те, кто приезжает издалека. Наш храм достаточно известен в Москве — его восстанавливали вместе со Свято-Даниловым монастырем с 1989 года. У нас очень много крестин: совершать у нас крещение детей — это вообще одна из московских традиций.

В вашем приходе в субботние и воскресные дни праздничная утреня служится с утра, а не вечером, как в подавляющем большинстве московских храмах. Почему?

Наш богослужебный круг в выходные дни устроен так: в субботнее утро мы служим утреню и Божественную Литургию, а вечером — вечерню с акафистом (обычно у нас чередуются акафисты иконам Божьей Матери «Неупиваемая чаша» и «Нечаянная Радость», святителю Николаю и великомученику Пантелеимону). В воскресное утро в 8:30 мы совершаем утреню, затем часы, а около десяти — Божественную Литургию. Наш предыдущий настоятель, протоиерей Геннадий Бороздин, придумал эту традицию, чтобы привлечь в наш храм людей: нужно же чем-то отличаться от Данилова монастыря! В итоге, Литургия у нас заканчивается позже, чем монастырская, так что часто те из прихожан с маленькими детьми, которые не успевают на причастие туда, приносят детей к нам, и мы всегда их причащаем. У нас есть еще одна традиция: на престоле в нашем храме всегда хранятся запасные Дары (как Тело, так и Кровь Христовы). Зная об этом, нам часто звонят из других московских храмов, например из больничных, если вдруг неожиданно возникает необходимость причастить кого-то, а в ближайшем храме запасных Даров по какой-то причине нет.

Как давно Вы служите в этом храме?

Уже два года. В этом храме традиционно служат священники, работающие в Отделе внешних церковных связей. Понятно, что из-за этого они сильно загружены и у них не всегда есть возможности уделять прихожанам достаточно времени. Можно сказать, что меня перевели сюда, чтобы им помочь. Настоятель нашего храма протоиерей Игорь Якимчук является секретарем Отдела внешних церковных связей по межправославным отношениям, поэтому забот у него хватает.

Вас перевели сюда по ходатайству митрополита Илариона. Как Вы с ним познакомились?

Я был в первом наборе аспирантов Общецерковной аспирантуры, а владыка Иларион, ректор аспирантуры, обязательно лично беседует с каждым поступающим туда на обучение. Я уже давно завершил обучение и даже написал диссертацию, а вот до защиты, к сожалению, пока так и не дошел — постоянно туда что-то добавляю, но все-таки надеюсь, что сумею защититься в наступившем году.

Вы окончили магистратуру Свято-Тихоновского университета, но при этом приняли сан, когда уже учились в Общецерковной аспирантуре. Почему так получилось?

После окончания ПСТГУ меня пригласили быть иподиаконом епископа Кирилла, наместника Донского монастыря (ныне митрополит Ставропольский и Невиномысский). Также владыка позвал меня на работу в Синодальный комитет по взаимодействию с казачеством, который он тогда возглавил, причем особенно подчеркнул, что я должен справиться с новыми обязанностями, поскольку Свято-Тихоновский университет дает хорошее образование. Именно епископ Кирилл хотел рекомендовать меня для принятия священного сана. Так вот, когда казалось, что вопрос о моем рукоположении решен, Священный Синод избрал владыку на Ставропольскую кафедру. В итоге вопрос оказался отложенным. В ходе учебы руководство аспирантуры предложило подавать документы на хиротонию митрополиту Илариону. После этого владыка митрополит вызвал меня к себе, и мы с ним долго говорили. Он спрашивал меня, почему я хочу принять сан и в каком храме я бы хотел служить. В итоге через пару месяцев митрополит Иларион рукоположил меня в диаконский сан. Поскольку тогда я продолжал обучение в аспирантуре, то был приписан к ее домовому храму святых Михаила и Феодора Черниговских. В то время богослужения там совершались не очень часто, и меня стали привлекать к службам в соседнем храме иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость», а через два года уже от этого храма меня рукоположили во иерея.

Отец Даниил, понимаю, что вопрос избитый, но не могу его не задать: Вы поступали в Свято-Тихоновский университет с твердым решением о принятии сана. Почему тогда Вы не пошли в семинарию?

Я очень долго колебался: хотелось одновременно и самому сделать разумный выбор, и чтобы Господь мне указал, как поступить. Я спрашивал совета у многих людей, которым доверял, прежде всего у своего отца, протоиерея Андрея Торопова. Отец Андрей спросил совета у своего духовника — архимандрита Кирилла (Павлова), и отец Кирилл благословил поступать тогда в Свято-Тихоновский институт. Логика тоже была довольно простой: зачем, имея жилье в Москве, куда-то уезжать, если рядом есть вуз, который дает прекрасное богословское образование, правда, с непременным условием, чтобы учиться всерьез. Так я и принял окончательное решение.

Высокое качество нашего образования действительно давно известно, но при этом до сих пор у многих настоятелей и епископов есть определенные опасения касательно наших выпускников: при прочих равных они охотнее возьмут к себе служить выпускника семинарии. Вы знакомы, выражаясь светским языком, со многими инсайдерами в нашей Церкви, поэтому интересен Ваш взгляд на причины такой настороженности.

Трудно выделить какую-то одну причину. Ну, во-первых, подавляющее большинство наших нынешних настоятелей сами окончили семинарию и хорошо знают эту систему. Не менее важно, что они хорошо знают друг друга — они часто учились вместе, поэтому поддерживают общение, сохраняют старые связи. Не знаю, какова ситуация сейчас, но надо сказать, что в годы учебы в ПСТГУ мы, как правило, более или менее тесно общались только внутри своей группы, реже — курса. У семинаристов по сравнению с нами, пожалуй, более высока степень корпоративной сплоченности. Кроме того, Богословский институт — это форма новая, непривычная, более открытая. В ПСТГУ не было такого надзора за студентами, как в семинарии: там все воспитанники на виду, а в ПСТГУ по окончании занятий студент был волен заниматься, чем ему вздумается. В условиях большей свободы тот, кто желал учиться, мог получить отличные знания, а если такого желания не было, то и заставлять человека никто не пытался. Ну и наконец, людям вообще свойственно опасаться нового, так что определенная настороженность отчасти понятна.

А когда у Вас возникло желание стать священником?

С самого раннего детства — все-таки я сам из священнической семьи. Бытует стереотип, что поповичи все как один желают быть священниками, это не так. Мне кажется, что для того чтобы стать священником, человек должен очень сильно этого хотеть. Искренне желать послужить Богу, Церкви и людям.

Порой в среде сыновей священников священство воспринимается как нечто второстепенное, фактически как запасной вариант.

Мне приходилось слышать такие рассуждения: «После школы пойду на Исторический факультет, а если не получится — тогда в семинарию». Я думаю, что духовное образование не должно рассматриваться в качестве «запасного аэродрома». Если это так, тогда человеку не стоит вообще вставать на этот путь. Если не поступил туда, куда планировал, то лучше уж отслужить в армии, а потом поступить туда, куда хотел изначально.

Есть и другой сценарий: часто бывает, что человек, напротив, сначала получает светское образование именно потому, что ему кажется важным те навыки и знания, которые он получает, потом отдать на службу Церкви.

Этот вариант мне тоже нравится. Может быть, для зрелого, правильного и уже окончательного выбора человеку важно сначала получить светское образование, а потом, уже пройдя «горнила испытаний» и поняв, что пастырское служение — это то, о чем он всегда думал, получать духовное образование. Мне кажется, такой выбор будет более осознанным.

Вы писали дипломную работу по истории Русской Церкви Синодального периода — о диалоге со старокатоликами. Почему? Ведь многие скажут, что этот период скучный: вместо Церкви Христовой — ведомство Православного исповедания, вместо святости и динамики — статика и бюрократия…

Я не вполне согласен. С одной стороны мы видим в Синодальный период достаточно жесткий бюрократический контроль за церковной жизнью. Видим, что в Церкви выстроена бюрократическая вертикаль во главе с обер-прокурором, которая напоминает светское управление. Но с другой стороны мы видим примеры подлинной духовной жизни. В Синодальный период мы узнаем таких угодников Божиих, как преподобный Серафим Саровский, святитель Филарет (Дроздов), святитель Игнатий (Брянчанинов), преподобный Амвросий Оптинский. Тысячи паломников стремятся в «колыбель духовной жизни» — Оптину пустынь. Особое место занимает святой праведный Иоанн Кронштадтский, о котором генерал Киреев (один из главных деятелей в диалоге нашей Церкви со старокатоликами) сказал, что «Он несомненно народный герой. Это несомненно, самый популярный человек в России» (А. А. Киреев. Дневник 1905–1910. Москва, 2010 г., стр. 300). Удивительно, что в Синодальный период канонизаций святых — очень редкое явление, однако эти святые ходят по земле и являются современниками того общества. И не только о святых речь: во главе России стояли очень интересные люди. Например, в Болгарии нашего императора Александра II до сих пор поминают на Великом входе за Божественной Литургией как освободителя. В общем, это время интересно именно тем, что люди, жившие тогда, не так далеко отстоят от нас с хронологической точки зрения, но при этом их эпоха очень непохожа на нашу.

Скажите, за всеми Вашими приходскими послушаниями и научной работой как удается выкраивать время для семьи?

Это одно из самых важных испытаний священнического служения: можно увлечься своей пастырской работой и позабыть о семье. Конечно, важно и нужно быть увлеченным, но при этом помнить о том, что рядом с тобой находятся родные, близкие люди, за которых ты понесешь ответственность перед Богом. Нужно максимально стараться уделять им свое свободное время, тратить его не на себя, а на семью. Я стараюсь обязательно находить время на общение со своими детьми, на разговоры, на поддержку супруги. Ей очень тяжело, ведь у нас четверо детей.

Вообще женатому священнику очень важно иметь надежный тыл, чтобы и супруг, и супруга смотрели в одну сторону, чтобы супруга была человеком воцерковленным и не из числа неофитов, а из среды людей, которые с детства в Церкви.

Ну, в семинарии еще в поздние советские времена примерно так актуализировали слова Писания «Не берите себе жен из дочерей хананейских». Но все-таки, чем, по-Вашему, так опасно неофитство матушки?

В неофитстве всегда есть опасность последующего разочарования: приходя в Церковь, человек горит своей верой, но потом оказывается, что церковная жизнь — это каждодневный и очень нелегкий труд над самим собой. И этого каждодневного труда человек не выдерживает. Вот, сейчас иногда говорят, что проблемой православия является его «непопулярность». Простите, а как вообще православие может быть популярным? Если это постоянная работа над собой, то популярным этот путь не может быть в принципе. А бывает и так, что разочарование происходит от того, что человек в прессе или в сети прочтет что-то нелицеприятное о Церкви. Хотя мне чаще приходится сталкиваться с антицерковными штампами не у тех людей, которые когда-то ходили в Церковь, а у тех, кто в храме вообще ни разу не был, — им так удобнее оправдывать свое нахождение вне Церкви.

Недавно мы беседовали с Вашим братом — Глебом Андреевичем. Он ранее вместе с Вами трудился в Синодальном комитете по взаимодействию с казачеством, а сейчас работает на государственной службе. Таким образом, получается, что в вашей большой семье два брата (причем оба инсайдеры) некоторым образом олицетворяют церковно-государственные взаимоотношения. Дискуссии бывают часто?

Случаются. Причем бывают иной раз довольно жаркими и всегда насыщенными. Но мне важно, что Глеб, будучи чиновником, загруженным служебными делами, обязательно находит время для богослужения: и просто для храмовой молитвы, и для пения на клиросе. Можно работать на светской работе и быть при этом церковным человеком.