3—4 июня в ПСТГУ состоялась IV Ежегодная конференция Лаборатории исследований церковных институций, в рамках которой сотрудники ЛИЦИ представили промежуточные результаты своей работы.
Конференция началась с доклада сотрудницы лаборатории «Социология религии» ПСТГУ и приглашенной сотрудницы ЛИЦИ Т. М. Крихтовой «Дисциплина „Пастырское богословие“ в современных духовных семинариях». В докладе предпринималась попытка проанализировать, выделить общее и частное, установить ключевые категории в программах курса «Пастырское богословие», которые используются в современных духовных семинариях. В ходе анализа были рассмотрены те разделы, которые встречались во всех курсах (цели, задачи и литература).
Старший научный сотрудник секции исследований религиозного лидерства прот. Н. Н. Емельянов в своем докладе «Проблема нехватки священников: Богословский анализ» сначала кратко охарактеризовал специфическую религиозную ситуацию в современной России: отсутствие роста количества воцерковленных мирян, по его мнению, тесно связано с нехваткой священников, поскольку после эпохи гонений именно общение со священником осталось единственным возможным путем вхождения в Церковь. Подробно эти вопросы были разобраны в монографии докладчика (См.: Емельянов Н.Н. «Жатвы много, а делателей мало»: Проблема взаимодействия священников и мирян в современной России. М.: Изд-во ПСТГУ, 2019). В докладе было показано, что наличная церковная ситуация, являющаяся следствием эпохи гонений на Церковь первой половины XX в., с одной стороны, несет в себе черты экклезиологии Новомучеников, дополняющей и отчасти корректирующей существующую институциональную модель Церкви. С другой стороны, докладчик предложил гипотезу о том, что именно в перспективе такой экклезиологии может быть выстроено пастырское действие, адекватное современной религиозной ситуации. В предлагаемой экклезиологической перспективе Церковь рассматривается не только как Институция, но и как «духовно-благодатная связь» в общине верующих, объединяющая собой духовника и духовных чад и снимающая формальные противоречия институциональной модели, не разрушая ее. В такой перспективе «проблема нехватки священников» перестает быть проблемой и становится необходимой составляющей роста церковной жизни, требующей постоянного внимания и поддержки развития общин в Русской Православной Церкви сегодня.
Следующие три доклада были посвящены проблеме церковного первенства. Заведующий Лаборатории иерей Павел Ермилов представил доклад «Идея вселенского первенства в контексте споров XVI—XVII вв. о главенстве в Церкви». В центре внимания автора оказались экклезиологические сочинения греческих богословов обозначенной эпохи: Мелетия Пигаса, Кирилла Лукариса, Гавриила Севира, Максима Пелопонесского, Георгия Корессия и др. Опираясь как на изданные, так и на неопубликованные тексты, докладчик представил основные положения греческих полемистов, важные в свете современных богословских дискуссий, прежде всего — отношение к идее вселенского первенства и вселенского первоиерарха. Особое внимание было уделено специфике употребления термина «вселенский» в области экклезиологии. На материале источников было также показано сосуществование разных богословских моделей первенства, что, подчеркнул о. П. Ермилов, побуждает исследователей к дифференцированному подходу к осмыслению проблемы примата в Церкви.
Доклад ведущего научного сотрудника секции общих проблем экклезиологии М. В. Грацианского был посвящен рассмотрению аспектов взаимодействия между императорской властью Римской империи и Церковью в IV—VI вв. Как отметил докладчик, прямое участие императора в жизни Церкви коренилось в основополагающих юридических принципах существования императорской власти и было зафиксировано законодательно. К числу таких основополагающих принципов относится ряд положений, вошедших в различные разделы кодифицированного Юстинианом Великим римского права. Из совокупности представленных там высказываний становится ясно значение «божественных дел», — т. е. дел, относящихся к Церкви, — как части публичного права, гарантом и исполнителем которого выступал император. Как таковой он оказывается распорядителем в равной степени «священников и магистратов». Император становился естественной апелляционной инстанцией при возникновении крупных межцерковных конфликтов, особенно между «великими кафедрами» (magnae sedes). В этих случаях им назначался состав суда, который рассматривал дело, а приговор поступал на утверждение императору и публиковался от его лица. Особой формой, в которой выражалось «попечение» императора о Церкви, был Вселенский собор. Последний рассматривался как форма всеимперского совещания, посвященная разбору «церковных и вселенских дел», причем под последними имелись в виду дела государственные. М. В. Грацианский отметил, что статус «вселенского» относился не к церковной сфере, разбору дел которой он был посвящен, а отражал общегосударственный характер мероприятия и тот факт, что созывается он по личному распоряжению императора. С особой ролью последнего в отношении Церкви связан и неоднократно зафиксированный канонами принцип, согласно которому церковно-административное деление следует государственно-административному, а границы церковных областей и статус кафедр определяются императорскими распоряжениями. Выражением данного принципа явилось создание на протяжении VI—XIII вв. целого ряда автокефальных церквей, независимый церковно-административный статус которых определялся указами императоров. Также и принцип «первенства чести» крупнейших церковных кафедр был определен императорскими указами, на основании чего сложилась и имела продолжительное бытование концепция «пентархии».
Младший научный сотрудник секции общих проблем экклезиологии К. В. Норкин в докладе «Римские папы и церковное первенство Арля в первой пол. V в." рассмотрел аргументацию римских пап Зосимы, Бонифация I и Целестина в дискуссиях по поводу установления юрисдикции Римского престола над провинциями Южной Галлии. В докладе также была освещена проблема взаимозависимости политики императоров Западной Римской империи и римских понтификов.
Старший научный сотрудник секции общих проблем экклезиологии ЛИЦИ И. В. Борщ представила доклад «Православие и вестфальский мир: тенденции в современных дискуссиях о международном праве». Автором были рассмотрены научные споры о взаимовлиянии между Церковью и международным правом в Новое время. В центре дискуссии находится «Вестфальский мир» как система независимых друг от друга суверенных государств, сложившаяся при подписании международных соглашений между католическими и протестантскими политиками Европы в XVIII в. Как отметила И. В. Борщ, в наши дни «вестфальский мир» как символ используется некоторыми авторами для обозначения модели сосуществования автокефальных православных Церквей. При этом современные исследователи, касаясь вопроса о взаимоотношениях православных Церквей в контексте международного права, приписывают православию как протестантскую, так и католическую политическую идеологию вестфальских переговоров, пытаясь в этой оптике истолковать понятие автокефалии. В докладе была подвергнута сомнению правомерность таких утверждений.
Завершал первый день конференции доклад лаборанта секции общих проблем экклезиологии Д. А. Солошенко «Понятие этнофилетизма в истории и современном употреблении». Докладчик продемонстрировал, что современное понимание термина «этнофилетизм», который часто называют ересью, отличается от того смысла, который в него вкладывался греческими епископами на Константинопольском соборе 1872 г. На протяжении всего периода греко-болгарской схизмы 1872—1945 гг. руководство Константинопольского патриархата смотрело на болгар как на раскольников, а вовсе не еретиков. Поэтому, подчеркнул Д. А. Солошенко, попытки нагрузить понятие этнофилетизма вероучительным содержанием являются произвольными. Кроме того, Русская Православная Церковь никогда не признавала решения собора 1872 года, считая, что греко-болгарский церковный вопрос является скорее политическим, чем церковным конфликтом.
Второй день конференции открыл руководитель секции исследований религиозного лидерства С. А. Воронцов с докладом «„Священник“: между социальной и герменевтической проблематикой». Докладчик отметил, что современные дискуссии о священниках связаны с двумя различными регистрами вопросов. С одной стороны, это социальная и социологическая проблематика, которая определяется количественным «кризисом священства» (сокращением численности священников). С другой стороны, это теологическая проблематика, базирующаяся на рефлексии умозрительных категорий. «Кризис священства» несколько чужд этой оптике: в ней он, если не отрицается, то рассматривается как «кризис веры». Проблема, на взгляд докладчика, заключается в том, что взгляд на «священника» в социальном и теологическом регистре трудно сопоставить между собой, и необходимого диалога не получается. В связи с этим возникает вопрос, а) как связать эти регистры в обсуждении священника и б) как обсуждать единство священника на фоне его исторической и контекстуальной изменчивости.
В качестве возможного выхода из ситуации было предложено рассматривать фигуру священника в качестве символа, сочетающего объем смыслов, который невозможно уложить в жесткое и непротиворечивое определение. Таким образом, священник не может быть «присвоен» теологией или социологией в качестве термина, смысл которому придается, исходя из выстроенной системы тезисов. Фигура священника связывает ряд мировоззренческих категорий, заданных организующими текстами культуры. Эта связка категорий (парадигма) продолжает соотноситься со священниками в конкретных исторических условиях по принципу «семейного сходства». Поскольку в XVI—XVIII вв. основные категории и оппозиции, на которые опирался священник, были пересмотрены, парадигма священства оказалась в кризисе, что привело к делигитимации священника. Кризис повлек за собой интенсивное осмысление фигуры священника. Это осмысление совершалось как эволюционно (за счет придания новых смыслов традиционным категориям), так и революционно (за счет запрета этих категорий и изобретения новых). В то же время, это развитие не привело к формированию новой парадигмы, а лишь к появлению набора ситуативных моделей. При этом язык традиционной рефлексии о священнике перестал объяснять происходящее. Определенным выходом из сложившейся ситуации несоизмеримости языков и «забвения» ключевых категорий священства докладчику представляется герменевтика священника как элемента религиозного (а не теологического или социологического) языка, которая может обогатить рефлексию и описать забытые общие значения.
Своего рода продолжением предыдущего выступления стал доклад приглашенного сотрудника ЛИЦИ диак. Е. Лютько «Может ли у священника быть „образ“? Взлет и падение одной метафоры». По мнению докладчика, «образ священника» является такой дискурсивной конструкцией, которая имеет следующие исходные пункты: во-первых, наличие ряда нормативно присущих любому священнику черт, во-вторых, общее (или распространенное в меньшей или большей степени) несоответствие священников этим чертам и, в-третьих, существование определенной «социальной техники», способной систематически контролировать воспроизведение этих черт. По мнению докладчика, даже если человек, рассуждающий об «образе священника», не указывает прямо на одно из этих положений, само обращение к данной тематике, имплицитно указывает на «включение» этой конструкции в качестве призмы для репрезентации священства. В то же время, человек может не использовать само понятие «образ священника», но по имплицитной апелляции к одному из этих исходных пунктов можно судить об использовании указанной дискурсивной модели. «Образ священника» является одной из наиболее заметных «точек входа» в дискуссию о современном священстве в целом. Диак. Е. Лютько отметил, что духовная школа (и сама идея «пастырской подготовки») в том виде, в котором она существует сейчас, во многом функционирует (и позиционирует себя) именно как «воспроизводитель образа». В докладе была затронуто множество связанных с этим проблем: генезис данной дискурсивной модели в истории европейского христианства и, в частности, русского Православия; ее обусловленность политической философией Нового времени в контексте «распознавания» священника в качестве инструмента социальной дисциплины. Докладчик также предпринял попытку выявить ограничения, которые накладывает такая постановка вопроса в рамках современного богословия священства и объяснить ее кризис в современной России, выражающийся, в частности, в отказе от создания монолитного общецерковного документа о православном священстве.
Далее рабочая группа, занимающаяся немецкоязычным богословием священства XX в. (свящ. А. Чёрный, А. Кольцов, Е. Ерошев, Е. Рещикова), представила масштабный доклад «История священства как история болезни: кризисный нарратив в практической теологии». Докладчики исходили из того, что обращение к богословию священства современной Католической Церкви сопряжено с необходимостью осмысления феномена «кризисной риторики», поскольку именно представление о «кризисе» стало ключевой темой Pastoraltheologie в ХХ в. Указания на кризисную ситуацию присутствуют практически во всех текстах, являясь той очевидностью, исходя из которой отстраивается та или иная богословская реплика. Можно сказать, что в современной литературе история священства стандартным образом представляется «историей болезни» — вне зависимости от того, предлагаются ли меры по исправлению положения или же основной задачей становится обличение ошибочности того пути, по которому Католическая Церковь пошла после Второго Ватиканского Собора.
Приглашенный сотрудник ЛИЦИ А. В. Кольцов рассказал, какую роль представление о религиозном кризисе играло в проекте философской феноменологии религии А. Райнаха, М. Шелера и Э. Штайн. Докладчик выделил три основных смысла, связанных с концептом кризиса в работах философов: 1) представление о принципиальном конфликте между религиозной традицией и культурой Нового времени; 2) указание на непроясненность смыслов основных категорий религиозного языка; 3) попытки актуализации церковной традиции через феноменологическое обоснование богословия. Вместе с тем докладчик отметил, что необходимо разграничивать понятия «духовный кризис», «упадок», «религиозный модернизм» и «секуляризация».
Приглашенный сотрудник секции исследований религиозного лидерства свящ. Алексей Черный сосредоточил свое внимание на проблеме соотношения пастырского попечения и различных форм психологического консультирования в католической традиции. Автор осмысляет это сопоставление как важный элемент нарратива о несоответствии традиционных форм душепопечения современным требованиям. В то же время, одной из причин современного кризиса католического священства принято считать появление т. н. «конкурирующих профессий», в первую очередь — профессии психолога. По мнению автора, проблематизация этого сюжета произошла в результате двух параллельных процессов, протекавших в XX в.: трансформации института исповеди и роста влияния общественно-гуманитарных наук. На примере трудов и деятельности немецкого теолога Ойгена Древерманна автор демонстрирует, что во второй половине XX в. риторика «исцеляющей психотерапии» и «подавляющего душепопечения» стала одним из основных компонентов антиклерикального дискурса.
Е. В. Ерошев в своей части доклада под названием «Риторика кризиса в богословии священства Йозефа Ратцингера» в первом приближении обозревает основные тезисы Ратцингера относительно современного состояния священства Католической Церкви и его богословского осмысления. Кризисная риторика представляет собой сильный инструмент влияния на сознание современного читателя, поскольку, если какое-то явление постулируется как «находящееся в глубоком кризисе», это подразумевает под собой достаточно радикальные и ясные смыслы. В контексте богословия священства наличие этой риторики выглядит устрашающе, поскольку священство неотделимо от Церкви как таковой, а значит, если продолжитьэту логику, сама Церковь не сможет существовать в нынешнем виде, если кризис не будет преодолен. Докладчик пришел к выводу, что у Й. Ратцингера риторика кризиса применяется против нее самой. Генетическим кодом кризисной риторики в отношении священства Й. Ратцингер считает герменевтическую установку Лютера, взятую на вооружение и логически развернутую богословием XX в., причем до таких масштабов, что для самого Лютера подобное развитие однозначно было бы неприемлемым.
В докладе ««Модели священства» кардинала Э. Р. Даллеса в контексте экклезиологических дискуссий в американском католицизме последней трети XX в." И. А. Палачев проанализировал труды одного из самых влиятельных американских теологов второй половины XX в. По мнению докладчика, ранние (1970-80-е гг.) и поздние работы (1990–2000-е гг.) Э. Р. Даллеса содержат разное богословие священства. И. А. Палачев также соотнес эволюцию богословия этого автора с т.н. «консервативным сдвигом» во взглядах католических священников и общим богословским контекстом рассматриваемой эпохи.
Конференция завершилась круглым столом «История священства на Востоке и Западе». Обсуждались два сообщения. Первое — «Учение свт. Феолипта Филадельфийского о священстве» — представила Э. Ю. Канаева. Филадельфийский святитель принял деятельное участие в преодолении арсенитского раскола в Византийской церкви (1265—1310 гг.). Для свт. Феолипта, в отличие от других церковных деятелей, раскол стал поводом изложить свой взгляд на служение священника и его роль в общине. Раскол, по мнению святителя, не мог быть преодолен формальным соглашением сторон. Единственный способ его уврачевания — постоянное, «стойкое и прилежное», собирание общины в храме вокруг священника, совершающего Литургию.
Поскольку апостольское преемство арсенитского духовенства было бесспорным, святителю нужно было предложить другой критерий определения «истинности» священнослужителя. «Истинный священнослужитель» становится основанием для единения общины. Э. Ю. Канаева указала на ряд метафор свт. Феолипта: священник — «райское дерево», на котором произрастают плоды научения, таинств, молитвы, которыми питается община, «водоём», вокруг которого собирается все церковное стадо. Плоды его истинны, в отличии от плодов священника «ложного», который уподобляется дереву познания добра и зла. Через священника, присутствующего в храме, реализуется обетование: «Се Аз с вами во все дни до скончания века» (Мф 28, 20). При этом пастырь, как следует из этого названия, важен не сам по себе, а «дан для паствы».
Э. Ю. Канаева отметила, что святитель уделял большое внимание также и вопросу о личном недостоинстве священника. Он разделяет личное благочестие иерея и благодать, присущую сану. Благодать действует всегда, потому что она дается священнику не лично, а для освящения верных. Тем не менее, оскорбление священника — тягчайший грех, поскольку Бог делает себе жилище в нем и призывает людей приходить к нему.
По мнению докладчицы, учение свт. Феолипта заслуживает внимания по той причине, что его непосредственными учениками были ряд богословов периода исихастских споров, в том числе, свт. Григорий Палама.
Младший научный сотрудник секции исследований религиозного лидерства М. Ю. Биркин выступил с сообщением «Образ хорошего и плохого епископа в „Сентенциях“ Исидора Севильского». Докладчик отметил, что, поскольку большинство бинарных оппозиций обретает конкретный смысл при наличии установленной нормы для определенного класса явлений, отмеченная дихотомия становится ключевой для реконструкции представлений о епископе и священнике. В докладе был представлен «каталог» качеств хорошего и плохого епископа соответственно и намечены пути к выявлению нормы, на основании которой эти противопоставления делались. Вероятно, они строились на представлениях о добродетелях и пороках. Согласно текстам Исидора, главный порок епископа — это гордость (superbia), а главные добродетели — смирение (humilitas) и братская любовь (caritas), поскольку епископ являлся цементирующим центром общины: хороший / плохой епископ мог ее укрепить / разрушить (aedificare / destruere populum). В связи со сказанным М. Ю. Биркин также указал на элементы полисного, цицероновско-республиканского дискурса в сочинениях Исидора. Например, аналогично плохому епископу, superbia в той риторике была одной из главных характеристик тирана, т. е. того, кто фактически разрушал полис.
