Сегодня мы предлагаем вниманию наших читателей первую часть беседы с отцом Александром Елатомцевым – настоятелем храма Рождества Христова в селе Рождествено Московской области. Отец Александр стал в 1998 году первым настоятелем этого храма, который тогда представлял собой живописные руины. А спустя несколько лет ему удалось не только поднять этот храм из разрушенного состояния, но и создать там православную общеобразовательную школу, в которую приезжают учиться дети не только из окрестных сёл и деревень, но и из Москвы. Наши студенты проходят в этой школе педагогическую практику, и с неизменной теплотой вспоминают о той уникальной атмосфере, которая царит здесь. История о. Александра – это ещё один пример того, как Господь, порой неожиданными путями, приводит людей в Свою Церковь, и в ответ на готовность к трудам не оставляет их Своим промыслом.

Отец Александр! Спасибо, что согласились уделить время для беседы. Позвольте начать с традиционных вопросов: откуда Вы родом, как вы пришли в Церковь?

Я родился в городе Степногорске в 1972 году в типичной советской интеллигентской семье. Себя я помню с того момента, когда моя мама, она была врачом, после развода с отцом уехала покорять Москву. Мне тогда было пять лет, так что всю сознательную жизнь я провел в Москве. Конечно, мама хотела, чтобы я пошел по её стопам, а у меня, естественно, возникали свои жизненные планы. Жить было непросто: так как мы проживали в общежитии для молодых специалистов, мама вообще в первое время была вынуждена скрывать, что у неё есть ребёнок. Думается, что на фоне этих житейских трудностей мама и вспомнила о Боге. Мы стали ходить в храм к отцу Дмитрию Дудко – он служил в поселке Северный, мама стала посещать там занятия в воскресной школе. Ей это было интересно: учебник «Закон Божий» из Джорданвиля был ею зачитан до дыр. И моё воцерковление началось с этой книги: там описывался круг православных богослужений, приводилось толкование Символа веры, рассказывалось о православном календаре. Мне тоже стало интересно, и я пошел в находящийся рядом Крестовоздвиженскийхрам, где тогда служил отец Дмитрий Смирнов: тогда он ещё был вторым священником.

Нельзя сказать, что семейная среда была церковной?

Семья была совершенно нецерковной.

Но Вы были крещены в детстве?

Я был крещен в 12 лет: когда родился мой младший брат, мама меня «оптом» вместе с ним крестила. Я отчётливо помню как я этого не хотел.

У меня, как и у всякого подростка, уже было своё мировоззрение. Я считал, что существуют потусторонние силы, что они контактируют с землянами и всё такое. А все церковные обряды – это вещи, не имеющие никакого отношения к мировым процессам, протекающим во Вселенной. Сейчас я вспоминаю об этом с улыбкой: кто бы мог подумать, что Благодать Божия иной раз воздействует на человека даже помимо его воли. Ведь я не хотел креститься, просто мама на этом настояла. А прошло какое-то время, и я сам стал священником. Эти воспоминания меня утешают, когда я долго-долго оглашаю людей и вижу, что они меня слушают только ради надобности, что им это всё не интересно. Оказывается что дети, крещёные просто по желанию родителей, все же имеют доступ к благодати Божией.

Каким был Ваш следующий шаг к Церкви?

Как я уже сказал, мне попалась мамина книжка «Закон Божий». Она мне понравилась как складная фантастическая книжка: есть некий вымышленный мир, в котором всё очень упорядоченно. Есть Создатель, Который этот мир не оставил, пришёл наводить в нём порядок, причём сделал это лично – никому другому не поручил. Меня это заинтересовало.

И конечно, моё воцерковление было связано с покаянием. В итоге я просто стал ходить в храм. Можно сказать, что это происходило помимо меня. Господь взял и привел. Так я встретился с отцом Дмитрием Смирновым. Помню, как он мне говорил: «Саша, не приходи на службу в школьной форме! Потому что нас будут ругать за то, что мы ведём агитацию среди школьников». Дело было в том, что храм был рядом со школой, и если вдруг случались отмены каких-нибудь уроков, то я прибегал в храм, так что переодеться было невозможно.

В каком классе Вы тогда учились?

Это было в девятом классе. Дошло до того, что я собрался поступать в семинарию. К тому моменту я уже учился в школе юного географа при МГУ: была продуманная жизненная стратегия – после школы поступить на Географический факультет МГУ. Но к концу школьного обучения я понял, что всё это наукообразие(паукообразие, как шутили наши учителя) меня совсем не привлекает. Я уже прямо видел себя семинаристом. А отец Дмитрий Смирнов, ставший к этому моменту моим духовником, сказал: «Рано тебе! Иди-ка ты, ну, например, в медучилище». После этого был эпизод, когда моя мама прибежала к отцу Дмитрию немножко поскандалить: «Как так – сын врача не поступает в медицинский ВУЗ, зачем вы его благословляете идти в медучилище!? Зачем такая проволочка?» А отец Дмитрий ей отвечал: «Матушка, не волнуйтесь. Вы желаете блага своему сыну, и я ему этого желаю. Мы в одной упряжке».

Вообще, моя тогдашняя семья – это типичная семья советских интеллигентов, со всеми плюсами и минусами постсоветской духовной жизни: тогда в моде были различные оккультные учения – мама и отчим этим тоже увлекались. Но потом всё это, слава Богу, прошло и они пришли в Церковь. Да и мне самому повезло, что мой подростковый максимализм нашел себе мирное применение.

Как все же происходил переход от восприятия христианства, как интересной фантастической книжки, к личному обращению?

Через покаяние, конечно. Я долго ходил на проповеди о. Дмитрия. Я его слушал, стал уже бывать на службах, а на исповедь всё не шёл. А вот после исповеди пришло ощущение, что твою душу постирали, погладили и отдали тебе чистой и тёплой. Это ощущение стало таким дорогим, что я ясно понял: мне это необходимо.

Если же говорить о принятии православного вероучения, то я даже не знаю, как произошло это принятие. Всякий ребёнок живёт в мире сказки. И я тоже в нём жил. А в подростковом возрасте он не знает, в какой мир ему прыгнуть: сказочный или реальный. Ведь оказывается, что у жизни недетское, злое лицо. И каждый выживает как может. Наверное, я вдруг для себя отчётливо понял, что мир веры – это единственно возможный вариант сохранения детского отношения к жизни при всей взрослой серьёзности. Фантастика перестала быть фантастикой и стала абсолютной реальностью.

Так что же произошло после окончания школы?

Отец Дмитрий сказал, что в семинарию мне поступать ещё рано и благословил идти в медицинское училище. А я уже тогда «Лествицы» начитался: понимал, что надо жить по послушанию. Вот и пошел туда по благословению духовника. Отучился там четыре года: приобрёл квалификацию фельдшера скорой помощи. Тем временем отцу Дмитрию дали Митрофаньевский храм. Он стал там настоятелем и половина Крестовоздвиженского прихода ушла туда за ним. Это была замечательная пора восстановления храма. Я работал в сестричестве в 50-й клинической больнице и пономарил на службах.

Как было принято решение о поступлении в Свято-Тихоновский?

Как только я для себя понял, что на Географический факультет МГУ я не пойду, я сказал отцу Дмитрию, что хочу стать священником. Он ответил: «Хорошо, посмотрим». То есть, у него этот мой запрос лежал где-то в памяти. И вот, в какой-то момент после окончания училища, он сказал мне: «Поступай в Тихоновский Институт».

Почему не в семинарию?

Это была замечательная пора, когда разрасталась волна церковного подъёма. отцом Владимиром Воробьёвым были созданы богословские курсы. Туда просто широченным потоком шла воцерковляющаяся молодежь, интеллигенция. Да и пожилые люди с огромным удовольствием ходили на эти лекции. Там в поточных аудиториях просто сесть было некуда: всем хотелось знать о вере больше. Потом кто-то из отцов-основателей Института рассказывал мне, как все они благословили свою приходскую молодёжь поступить в Свято-Тихоновский институт, чтобы учебное заведение наполнилось студентами.При этом они думали: «Ну, хорошо, в первый поток мы всех своих ребят отправили, а во второй поток кто пойдёт?» Вот я как попал во второй набор. Причем вступительный экзамен у меня сам отец Дмитрий и принимал. Это даже забавно было: он берет билет и говорит: «Так, это я знаю, и это я знаю, а вот это давай рассказывай!». Я ему и отвечаю, причем словами из его же проповеди.А он, естественно, понимает, что чем больше будешь спрашивать, тем больше сам себя услышишь.

А с Вами учились ребята, пришедшие к нам сразу после школы?

С нами в потоке были ребята после школы. Но они, в основном, отсеялись.

Какие воспоминания остались от лет обучения?

Это была совершенно блаженная пора. Мы за знаниями просто гонялись. Я потом был знаком с некоторыми студентами поздних курсов, которые жаловались: «Что у нас за Институт – одна пара в Градской больнице, другая в Университете, третья в Кузнецах. Вот мы гонимые такие, неприкаянные». Мы тогда эти переезды вообще за трудность не считали: где можем, там и учимся. В итоге знакомым и родным стал не только свой приход, но и приход отца Аркадия Шатова (ныне епископ Пантелеймон), приход отца Владимира Воробьёва. Всё это вместе составляло такое замечательное братство. Я с той поры понял, что единство священников, их дружба, приводит к дружбе приходов. Потом я нигде уже не встречал, чтобы была такая дружба среди священнослужителей. И она действительно имела естественное и очень плодотворное продолжение в дружбе прихожан. Я застал ту пору, когда каждый месяц, редко когда раз в два месяца мы все собирались на одном из приходов – то в Братском, то в Кузнецах, то в Благовещенском и служили вместе молебен Всемилостивому Спасу – я помню, как это было здорово.

Насколько суровые требования предъявляли преподаватели?

Трудно сказать. Наверное, требования были суровыми, но мне просто очень нравилось учиться. Такие, для многих противные предметы как «история философии», например, были моим любимым предметом.

А как обучали языкам?

С языками, действительно, было трудно. Помню Валентину Сергеевну Жук, которая нас обучала английскому языку. Греческий вообще был отдельной темой. Я понял, что это очень красивый язык, что его надо выучить, и что это невозможно при том расписании, которое меня было. Я приходил к отцу Дмитрию и говорил: «Батюшка, вот Вы меня благословили учиться? Я хочу учиться! Можно я буду пономарить, но не буду работать медбратом, потому что я не успеваю учиться?». Он мне тогда сказал: «Хочешь быть священником? Умей делать сто дел и все хорошо». Сто дел делать и приходилось. Хотя в итоге мы дошли до такого уровня, чтобы, пусть и с большим скрипом, но всё же читать каких-то авторов в подлиннике. Конечно, читали Евангелие. Теперь я, увы, только на Пасху могу Евангелие на греческом почитать. Зато знание греческих корней и приставок очень помогает ориентироваться в церковной, да и в научной жизни.

Был ли у Вас латинский язык?

Латинского у нас не было. Тогда ещё не нашли преподавателя латыни и мы прошли мимо неё. Зато у нас был иврит.

Вы пошли в Тихоновский с уже твёрдо сформировавшимся решением, что Вы хотите стать священником?

Да.

Не было у Вас в период обучения в медицинском училище «чемоданных» настроений: зачем учиться тому, что не будет профессией?

Медицина - удивительно интересная вещь. Устройство человека: анатомия, физиология. Я там тоже учился с интересом. Не считал, что это проходной момент.

Когда Вы приняли священный сан?

В 96-м году меня рукоположили в дьякона, а в 97-м в священника.

Это было не сразу после окончания института?

Я не помню большого временного зазора между окончанием института и рукоположением.

Ваш духовник служил в Москве, почему Вы рукоположились в Подмосковье и стали священником Московской Областной епархии?

По семейным обстоятельствам. Я в институте женился. Мы в этих краях купили шесть соток земли и ездили сюда на дачу. Я по дороге видел разрушенный храм, в котором сейчас служу настоятелем. И у меня как-то всё сложилось в цельную картину: что вот здесь, за городом, наверное, когда-то можно будет жить. Есть разрушенный храм, который нужно восстановить. Я по сей день спокойно не могу ходить мимо любой разрушенной старинной постройки. Тем более, если это храм. Когда видишь, как строится огромным темпом всякая архитектурная галиматья, очень хочется, чтобы какие-то такие старинные вещи сохранялись.

Я просто пришёл к отцу Дмитрию и сказал: «Есть пустой, разрушенный храм, нужен ставленник. Батюшка, благословите меня туда пробиваться». Отец Дмитрий смеётся, вздыхает и говорит: «Ты не понимаешь, куда ты лезешь! Но, если хочешь, давай!». Оказалось, что здешний благочинный -одноклассник отца Дмитрия по семинарии. Отец Дмитрий написал ему для меня рекомендацию, а уже сам отец Георгий рекомендовал меня митрополиту Ювеналию, и я был очень быстро рукоположен в дьяконы, а вот иерейской хиротонии пришлось немножко подождать. Но в конце концов я был рукоположен сюда.

Давайте немножко вернёмся назад: скажите, как Вы познакомились со своей супругой?

Влюбился ещё в школе.

С тех пор никаких метаний-колебаний не было?

Были: между влюблённостью и монастырём. Потому что я сперва влюбился, а потом стал воцерковляться. А воцерковился я настолько рьяно, что захотел в монастырь.

После «Лествицы»?

Да. Как-то всё это было очень решительно. Хотя отец Дмитрий мне всё время говорил: «Это не твой путь», а я не перечил, но спокойно стоял на своём. В итоге отец Дмитрий сказал: «Если тебе моего авторитета не достаточно, давай с тобой договоримся. Я тебя посылаю к отцу Иоанну Крестьянкину, мы будем вместе молиться. И вот как он скажет, так оно и будет». Так под Казанскую вечером я уехал в Печоры. Мне потом мама рассказала, что она в тот вечер пошла на службу молиться, чтобы её мальчика не благословили в монастырь. А отец Дмитрий в начале всенощной кадит её и приговаривает: «Ну, всё, ну, всё!». А она буквально обливается слезами.

Отец Иоанн уже тогда редко кого-то принимал. На поданную мною записку мне его келейница вынесла тонюсенькую брошюрку «Обязанности мужа и жены в браке». И я с брошюркой сел в поезд и приехал обратно. Все колебания были отброшены.

Как получилось, что влюбились Вы ещё в школе, а обвенчались только когда уже были студентом Свято-Тихоновского?

Школьная влюблённость – это же ещё только влюблённость. Там же ещё о женитьбе никто не думает. Потом была просто долгая дружба. Потом была пора раздумий о монастыре. Я и в Оптину съездил, и на Валаам. Аня просто ждала. И отцу Дмитрию высказывала свои переживания. Ну и когда всё, наконец, разрешилось, уже года не прошло, как мы и поженились.

А Ваша супруга что оканчивала?

Она поступила в художественное училище «1905-го года» на реставрацию икон. И с третьего, кажется, курса ушла в декрет и не вернулась.

У Вас не было никаких колебаний относительно правильности избранного пути? Я имею в виду, когда пришёл насущный вопрос, что надо собирать документы на хиротонию?

Нет, колебаний уже не было никаких. Понятно, что я читал ещё до рукоположения слова о священстве свт. Иоанна Златоуста. Знал о том, как сам святитель просто сбежал от рукоположения. При этом обманув своего друга: сказав, что не будет рукополагаться вместе с ним. Потому что его считал достойным, а себя недостойным. Но история нам сохранила слова «недостойного» священнослужителя, как образец отношения к священству. Во и я как-то очень быстро понял, что нужно считать себя недостойным, но при этом все-равно трудиться. Так что колебаний не было.

Беседовал Иван Бакулин

Продолжение следует...