Отец Георгий, расскажите, пожалуйста, о Вашей семье.

Я родился в семье, в которой людей, практикующих православие, не было. Нельзя сказать, что они были неверующими. Мой папа родился на Дальнем Востоке в 1914 г., и начало его обучения в школе пришлось на тот момент, когда там была Дальневосточная республика – такое переходное государство между советской Россией и Российской империей. В тот момент, когда папа пошел в первый класс, там еще преподавали Закон Божий. До конца своих дней, до 79-ти лет, он помнил, как отвечал батюшке «Отче наш». Мой папа герой, он прошел войну, у него вся грудь в орденах, но при этом человек удивительно мягкий – его практически невозможно было вывести из себя. Не знаю, какой веры была бабушка, но, на мой взгляд, она юродствовала. Я поздний ребенок и бабушку знал всего несколько лет, но помню, как она иногда отправлялась просить милостыню, за что ее невестка, моя мама, ругала: «Мы живем хорошо, а ты ходишь, позоришь нас». Думаю, ходила она не для денег – это просто была форма ее внутреннего смирения, но это я понял только сейчас.

Я с детства не чувствовал себя атеистом, девиза «Бога нет!» в моей душе никогда не было, наоборот, была уверенность, что все, что мне рассказывали взрослые о смерти, не соответствует действительности. Ведь тот огромный мир, который живет в душе человека, целая вселенная, не может умереть с ним — это самая первая моя мысль, которую я помню о себе, мне было тогда 3 или 4 года. При этом я был самым обычным ребенком Советского Союза.

Что говорили Вам родители, что ты умираешь и все, больше ничего нет?

Родители просто ничего не говорили на эту тему. Когда задавались такие вопросы, то учителя в школе или родители, или кто-либо еще отвечали: «Бога нет!» – то, что обычно писалось в советских газетах и журналах. Это ведь было при Хрущеве, тогда отношения между государством и Церковью резко ухудшились.

Я рос послушным, спокойным мальчиком, хорошо учился. Моя сестра, которая старше меня на 12 лет, всегда интересовалась: «Кем ты хочешь стать?» и, если я говорил, кем хочу стать, тут же подсовывала мне книги по моей будущей профессии. Так что я всегда был окружен книгами. При этом я, наверное, всегда тайно верил в Бога, потому что, когда уже стал сознательным и почти взрослым, уже был студентом, я всегда говорил, что я человек верующий, но не знаю о Боге почти ничего, просто знаю, что он есть. Я был, как бы сейчас сказали, деист, то есть человек, который верит в Бога, но не исповедует никакой религии.

При этом Вы не были крещены?

Я был некрещенным. Моя старшая сестра была крещена – она все-таки родилась в 1947 г., и бабушки ее крестили в детстве, а меня нет, сказали: «Мальчик вырастет, решит сам». Сейчас, когда я анализирую не только свою жизнь, но и даю советы молодым родителям, то говорю им, что нужно обязательно крестить ребенка, потому что, если мы воспитываем его вне Церкви, вне веры, мы лишаем его этой особой, детской веры. Дети ведь верят легче, чем взрослые.

Взрослые всегда критичны, всегда ищут какие-то помарки и ошибки в религиозном учении, а дети верят в Бога, видят ангелов. Нельзя их лишать этого!

К сожалению, я жил без этого, но уже в студенческие годы я заинтересовался религией и могу сказать, что постепенно познакомился со всеми мировыми религиями, кроме православия. Православие всегда было где-то рядом – вот здесь в городе ты видишь церковь, людей, которые в нее входят, в основном бабушек. Это было слишком обычно, слишком рядом – это как этнографы, которые интересуются древними языческими обрядами и тем, что от них осталось в народе, но в наше время этнография православной веры развита очень слабо. Этнограф Марина Громыко представляет приятное исключение из правила, она написала несколько книг по православной этнографии, по обычаям и традициям русского православного народа.

Я искал веру, читал книги, в том числе по индийской философии.

Люди в студенческие годы часто интересуются религией.

С одной стороны, интересуются, а с другой стороны, если мы возьмем биографии наших русских философов идеалистов – Булгакова, Бердяева и других, – они в большинстве своем в это время переживали религиозный кризис. Они выросли с детской верой, подошли к возрасту, когда человек мужает и начинает сам решать, что ему нравится, а что не нравится, увлекались какими-то социальными теориями.

Только впоследствии, в возрасте старше 25 лет, пройдя через этот искус, они возвращались к православию, понимая, что вне православия опоры нет, нет камня, на котором можно построить мировоззрение. У меня же наоборот: коммунизм был везде, а искать что-то духовное было очень сложно. В этих поисках я провел несколько лет. Первая православная книжка, которая мне попалась, это «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», книга, посвященная Иисусовой молитве. Но она не стала моей настольной книгой, потому что к этому времени я уже закончил физический факультет нашего Тверского университета по кафедре теоретической физики,

и для меня, человека, много времени уделившего математике, было абсолютно понятно, что Иисусова молитва – это высшая математика, и для того чтобы понять ее, необходимо начинать с азов.

Тогда я понял, что это мое, и моя душа, которая долгое время «пробовала на ощупь» различные религиозные учения, ощутив христианство и православие, сказала: «Все! Хватит путешествовать! Мы приехали домой! Это наше!» Я задавал себе вопрос: «А кто русский – я или Бердяев?» Потому что наши суждения часто не совпадают. Я понял, что русскими в большей степени являются люди, выросшие в Российской империи. Но не это было ключевым моментом – не национальность, но национальная культура, которая основана на православии. Ведь Пушкина глубоко, полностью понимать можно только через призму православной веры. Пушкин ходил в церковь и знал Закон Божий, что, естественно, отражалось на его поэзии и прозе. Я православный по-другому. Как у человека логического, физика-теоретика, человека с математическим складом ума, в моем принятии православия была четкая логика. Бог есть основа жизни. Бог есть абсолютное благо, а значит, Он должен открыться людям. Он не может быть таким эгоистом, чтобы спрятаться от них и не показываться. Значит, нужно искать Его откровение среди существующих вероучений. Бог – Личность, не-личность не может ни понимать, ни сочувствовать. Следовательно, из авраамических религий иудаизм, как узко-национальная религия отпадает: ведь Бог для всех! Ислам – это Бог бесконечно далекий. Христос – это Бог, пришедший к нам, потому, что Он нас любит. Вот где это Совершенное Существо, любящее и жертвующее собой! Поэтому мне стало совершенно ясно: истина – только христианство. Причем должна быть историческая Церковь без перерыва, не начинающаяся от Лютера или Кальвина, а начинающаяся именно от Христа. Церковь, в которой нет человека, считающегося непогрешимым, даже если добавить «ex cathedra». Так все сошлось на православии! Поняв все это, я встал и пошел, чтобы креститься. Пошел в церковь.

Где Вы крестились?

Крестился здесь в Твери, в храме «Белая Троица».

Это была единственная церковь, которая не закрывалась. Я тоже там крестилась.

Когда я туда пришел, мне сказали, что нужно выучить «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся» и Символ Веры. Я в это время преподавал в Политехническом институте на факультете для иностранных граждан, которых готовили к учебе в советских вузах, и помню, как по пути туда, в троллейбусе твердил эти молитвы, учились они трудно, но я все-таки выучил их наизусть.

Сейчас, когда я уже сам, будучи священником, крещу людей, даже если с ними проводить катехизические беседы, не знаю почти ни одного, кто бы пришел принять крещение, выучив Символ Веры заранее.

Когда меня спрашивают, почему физик стал верующим, я привожу в пример слова создателя квантовой механики Вернера Гейзенберга: «Когда человек начинает путь познания мира, то в начале пути он везде видит Бога, дойдя до середины, он теряет эту связь, и ему начинает казаться, что все можно объяснить и так, но когда он доходит до глубины, он снова видит Бога, понимает, что с Богом объяснения становятся правильными».

Отец Георгий, давайте поговорим теперь о том, что сподвигло Вас стать священником.

У меня много друзей, которые иногда задавали мне вопросы. Помню свое первое паломничество в Псково-Печерский монастырь. Там я встретил одного архимандрита и задал ему вопрос: «Скажите, пожалуйста, я читал, что если мы говорим что-то другим, а сами этого не делаем, то значит мы лжеучителя. Может быть, нам не стоит рассказывать о том, что мы не делаем сами? Я делаю в православной вере первые шаги, а меня спрашивают, как поститься, как молиться? Должен ли я отвечать, как должно, если даже иногда я сам не выполняю это?». Он сказал: «Мы грешные люди, мы все равно грешим, а если нас спрашивают, как следует поступать? то мы должны объяснить, как нужно поступать так, чтобы не было греха в поступке человека». С тех пор это стало для меня правилом. Один мой товарищ работал в банке, занимался там компьютерной безопасностью и заодно интернет-связью. Это была середина 90-х годов, и то время интернет-технологии только начали развиваться. Мы несколько лет вели с ним беседы, он увлекался Карлосом Кастанедой, а я ему рассказывал про православие. Он спрашивал, как православие думает о том или об этом? В конце концов, он сказал мне, что ему нравятся все ответы, которые я ему даю. Более того, поскольку он занимался интернетом, он предложил мне создать самому православный сайт, и я сделал первый православный сайт у нас в Твери.

Как назывался этот сайт?

Сайт назывался «Дом святого Спаса», он сейчас уже не существует.

Все-таки, как Вы пришли именно к тому, чтобы стать священником?

Мой духовник, архимандрит Нафанаил (Поспелов) из Псково-Печерского монастыря (это тот самый «вредный отец Нафанаил», который попал потом в книжку «Несвятые святые»), говорил мне в свое время: «Жезл Ааронов не ищут, но если его предлагают, от него не отказываются». Жезл Аарона — это символ священства. Отец Нафанаил был мудрец и очень любил образную и витиеватую речь. Первосвященник Аарон именно этим жезлом доказывал, что он достоин того, что его избрал Бог: он ударил сухой палкой по земле, и она расцвела. Поэтому я и старался так жить, занимаясь в это время бизнесом. У нас была небольшая мастерская (в конце 80-х я за политические и религиозные взгляды успел вылететь из Политеха), и мы занимались лазерной гравировкой, благо там собрались физики. Я был директором этого малого предприятия, у меня были деньги, и я мог планировать куда-то поехать в паломничество, покупать духовные книги, привозить их кипами. Я в молодости увлекался поэзией и сам писал стихи, прозу, сочинял песни. У нас в Твери была в свое время прославленная икона Божьей Матери «Тучная гора», и я подумал: «Попробую написать для нее акафист, для домашнего, келейного пользования». Этот акафист я написал. Будучи в то время заместителем председателя Тверского союза православных мирян, я попросил председателя: «Ты идешь на прием, покажи владыке, может быть благословит дома читать». Владыке акафист понравился, и он пригласил меня к себе. Поинтересовался, как я живу, чем занимаюсь, женат ли я (к этому моменту я был женат), и предложил стать священником. Сработало благословение моего духовника о жезле Аароновом. Я с радостью согласился:

забросил свой бизнес, стал простым чтецом и пономарем, ходил подавать кадило, читать часы…

Где Вас рукополагали?

Первоначальным местом моей церковной учебы был Вознесенский храм в Твери. Примерно через полтора-два года было назначено рукоположение, я сдал епархиальной комиссии экзамены по знанию церковного устава, и в 2000 г., в день памяти святого Саввы Освященного, состоялась диаконская хиротония. Примерно через девять месяцев, на день иконы Грузинской Божьей Матери 4 сентября 2001 г., я был рукоположен во иерея в Покровском храме здесь, в Твери.

А как в Вашей жизни возник Свято-Тихоновский университет?

Примерно тогда же, когда владыка принял решение о моем рукоположении, мою кандидатуру должен был рассматривать епархиальный совет, он дал мне благословение поступать в Свято-Тихоновский тогда еще Богословский институт. Так что я сам выбор не делал. Для меня это тоже очень важно, потому что по своей воле мы отвечаем за себя, а когда по послушанию… Так я поехал поступать в Свято-Тихоновский институт по послушанию и поступил.

Как складывалось Ваше служение в первые годы?

Я был рукоположен сначала в сельский приход и, пока я учился в Свято-Тихоновском институте, был сельским священником. В этом месте, как я тогда говорил, народ был неверующий, но суеверный. На Литургию ходило немного народа, зато когда кто-нибудь умирал или случалось еще что-нибудь, срочно просили отпевать… Такого было много. Молитвы было мало! Мне предложила игуменья из Сторожевского монастыря вместе с их священником (у них был один священник) служить по неделям: неделю я, неделю он. Литургий в те годы я служил очень много. Мне много приходилось общаться с людьми в интернете, через свой сайт и через форум. Тогда в сети активно действовал портал диакона Андрея Кураева, потом появился «Живой Журнал». Так обо мне узнали в миссионерском отделе, и председатель миссионерского отдела протоиерей Александр Шабанов пригласил меня работать к себе. Отец Александр был настоятелем храма Трех исповедников, довольно скоро у него освободилась вакансия, и он пригласил меня. Я был туда переведен, а затем меня назначили заместителем председателя миссионерского отдела. У отца Алксандра всегда было много дел и в миссионерском отделе, и в приходе. У него есть своя научная тема – он занимается святыми Англии и Ирландии, у него вышло несколько книг, посвященных этим святым, поэтому он служил мало. Основная «нагрузка» по общению с прихожанами легла на мои плечи. Этому я был очень рад. Мой первый настоятель, ныне это епископ Ржевский Адриан, когда принимал у меня исповедь перед рукоположением, сказал: «Вот видишь, как ты через тернии пробирался к Богу. Ты трудно шел, поэтому, когда будешь общаться с людьми, учти, многие тоже идут трудно. Иногда плод духовный должен созреть. Зреет он долго, годами». Наверное, это тоже повлияло на меня.

Скажите, что Вам дало обучение в ПСТГУ?

Я шел учиться по послушанию. Самому мне казалось, что моих собственных знаний вполне достаточно, потому что вся моя жизнь — это практика и самообразование. Я всегда много читал – и то, что задавали, и то, что не задавали тоже. Поэтому я считал, что справлюсь сам, сам все узнаю и все прочитаю. Но, должен сказать, что Свято-Тихоновский институт не только систематизировал все накопленные мною знания, но и добавил новые, потому что когда ты готовишься к экзаменам, неотвратимо возникает ряд вопросов: все, что ты знал раньше, должно составлять единый комплекс знаний по историческим, духовным, богословским, церковно-практическим вопросам. Конечно же все это полезно мне сейчас.

Вам стало легче давать ответы на вопросы прихожан?

Стало намного легче.

Что Вы пожелаете сейчас нашему университету?

Как всякому серьезному учебному заведению я пожелаю, чтобы наука и образовательный процесс были тесно связаны друг с другом, потому что когда ты учишься у великих ученых – это мобилизует и самих студентов. Кроме того, это духовное высшее учебное заведение – ведь можно быть талантливым с точки зрения развития ума, но совершенно пустым в сердце: в духовном учебном заведении такого не должно быть. Здесь нужно, чтобы человек и сердцем, и умом стремился к Богу и знаниям, чтобы любовь к знаниям передавалась так, как она передавалась у святых отцов, например у Григория Богослова, который всегда считал, что борьба со знанием — это ересь.

Спасибо Вам за беседу и за добрые пожелания.