Отец Александр, у Вас в графе о среднем образовании стоит интересная формулировка: «Православная гимназия имени Святого благоверного князя Александра Невского при общеобразовательной школе № 1130». Скажите, пожалуйста, что это такое?

В школе 1130 в Крылатском в то время были разные профильные классы, я учился в классе с православной направленностью. Обозначались такие классы индексом «4». Появились эти православные классы после того, как «Православная гимназия Александра Невского», ранее существовавшая на спонсорские средства, не смогла дальше оставаться отдельным учебным заведением. Когда я там стал учиться, ученики в этих классах уже не ходили в гимназической форме, им не преподавался древнегреческий язык, хотя вторым языком, помимо английского, у нас был немецкий. В каждом классе была классная руководительница — наставница. Она смотрела за порядком в классе, за воспитанием, организовывала разнообразные мероприятия и поездки. Вели у нас и предмет «Основы православного вероучения». Наши классы окормлялись священником из храма Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском.

Но до этого Вы учились в обычной светской школе, почему Вы ее сменили?

До этого я учился в 73-й школе через дорогу от дома. В этой школе у меня был друг-одноклассник из верующей семьи. Случилось так, что он вместе с родителями уехал в командировку в Америку, а я за это время подружился с его бабушкой. Вот она-то и стала меня катехизировать. Я тогда учился в восьмом или девятом классе. Когда мой товарищ через год вернулся обратно, я уже впервые сознательно исповедовался и причастился.

Семья друга была верующая, а Ваша?

Обычная советская семья. Папа — партийный человек.

Но обычная советская семья, если следовать стереотипу, не совершает крещение своих детей, а Вас крестили в детстве.

Мне кажется, в основном стремились крестить, но тайно. В 1983 г. мама искала храм, где крестят без паспорта папы, у которого, если бы узнали о моем крещении, могли быть очень большие проблемы на работе. Такой храм нашли — мученика Иоанна Воина на Большой Якиманке, где меня и крестили.

Против самого факта крещения Ваш папа не возражал?

Нет, он не возражал, я даже помню, что несколько раз меня водили в детстве на причастие, помню, как в храме священник кропил нас святой водой. Но это было очень эпизодически.

Началось Ваше воцерковление благодаря влиянию верующего одноклассника?

Да. Постоянно ходить в храм я начал в восьмом классе. В это время мой друг был алтарником в храме Знамения иконы Божией Матери в Кунцеве.

Как же Вы попали в православный десятый класс, а затем в Свято-Тихоновский институт?

Родители моего товарища часто ездили за духовными советами в Троице-Сергиеву Лавру. Там вдруг почему-то стали им говорить про меня, что у их сына есть друг, которому желательно поступить в эту гимназию. Они были под большим впечатлением, потому что обо мне не спрашивали и никогда про меня не рассказывали, да и не знали, что я размышляю, куда мне идти после девятого класса. В результате летом, окончив девятый класс, я пришел к директору своей 73-й школы, который долго уговаривал меня остаться, но все-таки отдал мне документы, и я отнес их в гимназию. Мои родители в это время были на даче. Когда я приехал и рассказал обо всем, они были очень удивлены. Мама меня сильно ругала: как я посмел так поступить. В общем, родители приняли мое решение в штыки. Но я перешел в гимназию и окончил ее с отличием. Так что в итоге по окончании среднего образования мои родители остались довольны. Далее встал вопрос: куда поступать после одиннадцатого класса? Я снова был в раздумьях и снова довольно случайно, опять через родителей своего друга, из Троице-Сергиевой Лавры получил совет идти в Свято-Тихоновский институт. Также интересно то, что о предстоящем мне священстве, я узнал от духовников в Лавре еще во время учебы в гимназии.

Вы эту мысль приняли спокойно?

Тогда я был «горячим православным парнем».

У Вас были ситуации, когда Вы жалели о сделанном выборе?

Нет. Я был очень доволен, поступив в Свято-Тихоновский, — на сердце была духовная весна.

Учиться было сложно?

Как у всех, учёба с утра до вечера: утром семинары, вечером лекции, постоянные разъезды, да еще и языки. Один древнегреческий чего стоил.

При этом Вы уже знали немецкий и английский языки. Почему Вы выбрали кафедру Библеистики?

Сначала, на третьем курсе, я писал реферат на кафедре философии у Виктора Петровича Леги — мне всегда нравилась философия. Но потом снова из Лавры через родителей моего товарища был совет, чтобы я пошел на кафедру Священного Писания Ветхого и Нового Завета.

Библеистика — это давно уже внеконфессиональная дисциплина: ею занимаются люди атеистических взглядов, агностики, иудеи, христиане самых разных конфессий. Причем эта дисциплина очень развита на Западе и, в силу понятных причин, очень плохо развита у нас, в России. В связи с этим, чтобы написать качественно хоть что-то свое, нужно прочитать шкафы литературы на самых разных языках. Были ли у Вас в связи с этим сложности? Не было ли конфликта между ожиданием и тем, что получилось в итоге?

Люди, занимавшиеся библеистикой в русскоязычной среде в то время, понимали, что это тяжелый путь первопроходцев, но в то же время первопроходцев не так строго судят. Думаю, то, что библеистика — внеконфессиональная дисциплина — это довольно неплохо, можно постараться найти общий язык с разными людьми и открывать новые горизонты в исследовании Библии на основании святоотеческой традиции, истории и филологии. Конечно, языковой барьер для меня вызывал много сложностей. Образно выражаясь, мне дали притронуться к этой большой горе под названием «библеистика» и немного показали путь наверх, от этого у меня захватило дух, и я остался у подножия горы.

Бакалаврский диплом я писал по Посланию к Ефесянам, разбирал вопрос о его аутентичности. Я смотрел разных авторов: дореволюционных отечественных, западных, их мнения, комментарии. Мне присылали книги из Германии. Вот по этим немецким и английским книгам я пытался что-то написать. После четвертого курса мы готовились к конференции в университете Гумбольдта. Часть этой конференции была посвящена вопросам библеистики. У нас была хорошая команда: тогда просто Михаил, а теперь отец Михаил Горюнов, Галина Тюрина и я. Потом была магистратура, где все уже было серьезнее. Я писал работу по эсхатологии Послания к Колоссянам и вопросу его авторства, т. к. некоторые авторы на основании того факта, что эсхатология Послания к Колоссянам отличается от эсхатологии ранних Павловых посланий, делают вывод, что данное послание не принадлежит апостолу Павлу. А темой кандидатской работы было рассмотрение «Домашнего кодекса 3. 18–4. 1» в послании к Колоссянам в контексте греко-римской, иудейской и христианской литературы Апостольского века.

После окончания ПСТГУ Вы начали работать в «Православной энциклопедии». Как Вы туда попали?

Еще когда я писал бакалаврскую работу, мне очень помогал Константин Викторович Неклюдов — главный редактор редакции Священного писания в «Православной энциклопедии». Он давал мне консультации, а также вел у нас семинары по Истории новозаветной критики — это был спецкурс по выбору. Неклюдов был основным моим советчиком и помощником при написании сначала бакалаврской, а потом и магистерской работы. К тому времени, когда я вернулся из Германии, в «Православной энциклопедии» работал мой одногруппник Евгений Викторович Барский. Так сложилось, что в это время в редакции был нужен сотрудник. Евгений Викторович меня предложил, а Константин Викторович мою кандидатуру одобрил, и меня взяли в редакцию.

Поскольку это одно из возможных направлений работы для наших выпускников, расскажите, поподробнее, что это за работа. Чем конкретно Вы занимались?

Я был научным редактором. Когда в редакцию приходит статья, необходимо ее отформатировать, привести к нормам нашего издания. Нужно провести проверку текста, отредактировать стиль изложения — сделать его соответствующим стилистике Энциклопедии. Кроме того, мы должны были находить авторов для энциклопедических статей. У нас был заранее подготовленный график, в соответствии с которым как минимум за год до сдачи материала мы находили авторов, заказывали им статьи, а получив готовые материалы, просматривали и редактировали их. Если же не удавалось найти авторов, то мы сами должны были писать эти статьи. Так что несколько небольших статей в Энциклопедию пришлось написать и мне самому.

Насколько Вам была интересна эта работа?

Было очень интересно! Это было серьезное погружение в научный мир.

Вы любите копаться в книжках, текстах?

Наверное, не совсем. Я никак не мог усидеть на месте. В это время я учился в аспирантуре, меня рукоположили, были и семейные изменения. В итоге аспирантуру я закончил, но кандидатскую работу так и не защитил.

Вы были на стажировке в Германии. Как наши студенты туда попадали?

Нас отправляли туда по обмену, обычно на два или четыре месяца в университет имени Гумбольдта. Мне же предложили поехать туда на год — это было впервые.

Какое впечатление у Вас осталось от учебы за рубежом?

Очень благоприятное! Интересно учиться, узнавать другую культуру.

Лучше, чем у нас в плане условий? Я имею в виду не конкретно ПСТГУ, а вообще учебу в России и за рубежом?

Там все продумано. Я жил в университетском городке на севере Баварии. Там в основном живут одни студенты, все ездят на велосипедах, рядом с общежитием библиотеки, бассейн, тренажерный зал. Замечательные условия! Мне платили хорошую стипендию, почти такую же, как моя нынешняя зарплата.

Раз уж Вы заговорили о семейных обстоятельствах, расскажите, где Вы нашли свою избранницу?

В той же 73-й школе, в том же классе, где мы учились с моим верующим другом. Мы с пятого класса учились вместе. Поначалу ничего не предвещало никаких влюбленностей, по крайней мере в школе. Все началось на старших курсах Свято-Тихоновского. Мы с ней случайно пошли вместе на Пасхальную вечерню в Храм Христа Спасителя. Со школы была такая традиция — мы с моим другом всегда ходили вечером на Пасху в Храм Христа Спасителя. В тот год он почему-то не смог пойти, а Александра смогла. Так все и началось.

Как решался вопрос о Вашем рукоположении?

Я уже учился в аспирантуре, преподавал в ПСТГУ Священное Писание Нового Завета, работал в «Православной энциклопедии», то есть трудился без выходных и даже без отпуска — был в постоянном цейтноте. С 2000 г. алтарничал в храме иконы Божьей Матери Знамение, рядом с которым тогда жил. Потом мы переехали в Бутово, где я тоже три года был алтарником; когда стажировался в Германии, то исполнял алтарные послушания там; еще три года был алтарником в храме в Крылатском. В 2009 г. я робко спросил моего духовника: может быть мне уже пора рукополагаться? Раньше он меня удерживал от такого решения, думаю, наверно, жалел, а в этот раз согласился.

Есть ли какие-то различия между зарубежными и российским приходами? У Вас же есть интересный опыт служения и там, и здесь. Можно говорить о том, что там церковная община — это действительно община?

Отчасти да. Там русскоязычные люди, находясь в чужой среде, стараются быть вместе, держаться Церкви. Они более сплочены, хорошо знают друг друга. Например, попить чаю всем вместе после службы там вполне привычное дело.

В Нюрнберге служит протоиерей Петр Степанов — русский священник из Костромы. Когда я пришел туда, он только организовал воскресную школу, и я вел там занятия для детей. В Веймаре служит протоиерей Михаил Рар — сын знаменитого Глеба Александровича Рара, который был заключенным в Дахау; его брат, Александр Рар — известный политолог. Отец Михаил происходит из старой эмигрантской семьи — он пишет с ятями, говорит, что даже не знал слов «фломастер» и «кроссовки». Он эти слова узнал от своей супруги, с которой познакомился, когда преподавал в Белоруссии в семинарии. Есть много местных особенностей. Например, то, что у нас называют «Мариино стояние» у них именуется «Андреевым стоянием», на Пасху отец Михаил служит в белом облачении. У него старый «благородный» русский язык. После чтения Евангелия проповедь он говорит на русском, а в конце службы говорит на немецком, или наоборот. Немецким языком владеет в совершенстве — как родным.

Немцы к Вам на приход заходили? Какой приблизительно процент немцев-прихожан был в те годы?

Конечно. Это в основном русско-немецкие семьи. Раз в три недели отец Михаил служит в немецко-говорящем приходе в Берлине. В Нюрнберге у отца Петра Степанова дьяконом служил немец — отец Георгий Ланг. Он учился в Ватикане в иезуитском университете, изучал там богослужение на церковнославянском языке и в итоге перешел в православие. В Нюрнберге, в университете, где я учился, работает профессор Фельми — он принял православие, сейчас служит священником у отца Петра. Немцы с уважением относятся и даже, я думаю, тянутся к православию.

В социальном плане это скорее средний класс или элиты?

Средний класс. Священникам там жить в материальном плане непросто. Это здесь священнику прихожане всячески помогают — продуктами, деньгами. Там же надо или очень много трудиться на разных приходах, или работать еще и на светской работе.

Возвращаясь к вопросу о Вашем рукоположении. Ваш духовник, отец Георгий Ореханов, благословил Вас. Что было дальше?

Я очень долго собирал документы, получил рекомендации от отца Георгия Ореханова, от отца Георгия Бреева. В конце 2009 г., собрав весь пакет документов, я отдал их в Патриархию. В конце марта 2010 г. отец Владимир Диваков мне позвонил и сказал, что в апреле будет рукоположение. В связи с тем, что у меня была запланирована поездка в Германию на четыре месяца, я попросил мое рукоположение отложить. Он согласился. Так что у меня была возможность хорошенько подумать.

Возможность подумать была, а мысли не делать этого у Вас были?

Нет.

Вопрос о месте служения изначально был решен?

Да. Меня брали в клир Николо-Кузнецкого храма. Без этого мои документы не приняли бы в Патриархии.

У Вас был не очень долгий срок служения в диаконском сане. Планировалось ли, что священническая хиротония будет через небольшой период времени после диаконской?

Даже разговора об этом не было. Я очень радостно и благодатно служил диаконом. Случайно в метро я встретил одного диакона из храма в Митино. Он рассказал, что его перевели в Донской монастырь, и теперь в Митино нужен диакон. Он дал мне телефон настоятеля, протоиерея Стефана Жилы. Отец Стефан обещал взять меня. Правда, потом возникли какие-то трудности, так что я продолжал спокойно служить на старом месте. Однако через какое-то время отец Стефан снова сказал, что ему нужен диакон, а еще лучше священник. Он позвонил отцу Владимиру Воробьёву, и тот разрешил мой переход. Потом я отправился к владыке Марку — он тогда был епископом, отвечающим за Северо-Западное викариатство. Он видел меня в первый раз, но отнесся ко мне по-отечески, мы с ним тепло поговорили, и всего через две недели после встречи с ним в храме в честь иконы Божьей Матери «Утоли мои печали» в Марьине Патриарх рукоположил меня в священники. Я стал клириком храма Рождества Христова в Митино.

Вы служили в Митино до того момента, пока не получили указ о новом назначении. Вас назначили настоятелем строящегося храма. Как Вы восприняли этот указ? Уныния не было? Как Вы узнали об этом новом назначении?

Я неожиданно получил сообщение в мессенджере от знакомого священника: «Поздравляю». Естественно, я спросил, а с чем именно? И он прислал мне ссылку на этот указ. Вообще, все сложилось промыслительно: уже почти шесть лет мы жили рядом с Зеленоградом, откуда я ездил на службу в Митино. Иногда меня приглашали в Зеленоград освящать, причащать, соборовать, совершать панихиду на кладбищах. Это продолжалось приблизительно три года. Так, наверно, Господь готовил меня к служению в Зеленограде. Хотя, конечно, тяжело переходить в новый храм.

Действительно, можно увидеть промысел Божий даже и в таких бытовых мелочах. С другой стороны, как подступиться к новому послушанию, с чего начать?

Храм там уже с 1995 г., много прихожан и большая община. Это деревянный храм, он строился как временный, но приход на этом месте существует уже 23 года. Расположен он в центре Зеленограда и функционировал как приписной к Никольскому храму, главному храму Зеленограда. Так что начать нужно было, главным образом, с молитвы, а потом переходить к спокойному наблюдению за механизмами работы прихода.

На какой стадии сейчас находится вопрос о строительстве каменного храма? Это разработка проекта, согласование его?

Позавчера мы получили все основные документы на наш храм и расчетный счет — это пока последний пункт в оформлении документов. По указу Патриарха было образовано Подворье Патриарха Московского и всея Руси при храме иконы Божией Матери «Скоропослушница» в Зеленограде г. Москвы. Все это время мы оформляли документы, и, наконец, позавчера все закончилось. Одновременно мы занимались разработкой проекта, сделали четыре эскиза и выставили их на голосование в интернете и у нас в храме. Большинством голосов был выбран один из проектов. Теперь нам надо создать буклет. Там будут описаны внутренняя и внешняя части храма и дома причта. С этим буклетом будем обращаться к благотворителям.

Фактически можно говорить, что сейчас вы находитесь на стадии подготовки к разработке проектной документации.

Да. Разработкой проектной документации и самого проекта мы будем заниматься в этом году и до апреля следующего года.

Скажите, отче, были ли у Вас сложности с административными обязанностями, которые Вам пришлось взять на себя при назначении главой приходской общины? Я имею в виду как человеческий аспект (теперь Вам приходится руководить людьми), так и то, что сейчас у Вас масса бумажной работы.

Наш храм был приписным, там не было настоятеля, и постоянно менялись священники. Паства вслед за священниками тоже ходила по всем зеленоградским храмам. Сейчас появилось много новых прихожан. По воскресным дням служатся ранняя и поздняя Литургии, но храм и на ранней, и на поздней набит битком, даже сложно войти внутрь. Стабильно в воскресенье у нас бывает приблизительно 180 причастников, а в пост — около 250 и больше. Нам в помощь на субботу и воскресенье присылают священников из Никольского храма, но это временная мера.

Как люди восприняли Ваше назначение?

Сотрудники боялись, что новый настоятель их уволит. Конечно, на ключевые посты мне пришлось поставить людей, которых я хорошо знал, кто-то из прежних сотрудников ушел сам. Так что я считаю, что произошли лишь минимальные изменения.

Неважно, от кого исходит инициатива, — расставание всегда таит в себе конфликт. Вам удалось избежать этого, расстаться с людьми по-доброму? Явного неудовольствия и скандалов не было?

Ко мне подходили несколько прихожан с вопросом, нельзя ли не увольнять кого-то, но скандалов не было. Люди хорошо восприняли то, что теперь в храме есть настоятель. Жизнь на приходе пришла в движение: мы уже построили цокольный этаж для воскресной школы, проводим детские и взрослые праздники, благотворительные ярмарки. Надо сказать, что в этом храме долгое время служил отец Павел Хондзинский — нынешний декан Богословского факультета ПСТГУ. У нас до сих пор хранят о нем добрую память, несмотря на то, что прошло уже десять лет с момента его ухода из этого храма. Люди узнали, что я выпускник Свято-Тихоновского Университета. А когда я пригласил в гости отца Павла, и он служил у нас в храме, то все восприняли это просто «на ура».

Это было Вашим сознательным решением или просто Вы поступили по зову сердца?

Это было естественным решением, знаковым моментом в новой истории общины храма.

За всеми этими хлопотами остается ли у Вас время для того, чтобы уделять внимание своим близким?

Последнее время у меня даже не было выходных, собственно из-за этого мы с Вами никак не могли встретиться. Остается очень мало времени для семьи, но я надеюсь, что это временно: просто нужно наладить работу на новом месте. Поначалу, пока не было старосты, было еще тяжелее, сейчас он есть — Владимир Николаевич Трапезов, знающий человек, хорошо разбирающийся в документах и в строительстве. Благодаря ему у меня половина горы с плеч свалилась. Стало полегче. Если у нас появится второй постоянный священник, то станет еще легче — появится время и для семьи.

Вы счастливый человек?

Не знаю, как можно это измерить… Нет, я не могу судить.

Что для священника самое важное?

Просто быть человеком. Оставаться человеком во всей нашей сумасшедшей жизни.

Это тяжело?

Тяжело не потерять человеческое лицо. Оставаться человеком.