K собравшимся обратился доктор церковной истории священник Александр Мазырин. Речь отца Александра была посвящена Поместному собору Русской Православной Церкви 1917-1918 гг., столетие которого мы отмечаем в этом году. Публикуем полный текст выступления отца Александра.

Сто лет назад, в год страшной русской катастрофы, свершилось эпохальное церковное событие: был созван долгожданный Всероссийский Собор. Православная царская власть не исполнила своего исторического призвания в этом великом деле. Десять лет, когда все необходимые приготовления к Собору уже были осуществлены, Церковь не могла получить высочайшего благоволения на его открытие. Лишь после падения Самодержавия секулярное Временное правительство согласилось с необходимостью скорейшего созыва Собора, что стало одной из причин первоначальной поддержки его в церковных кругах.

Собор был призван, с одной стороны, разрешить проблемы церковной жизни, накопившиеся за два века синодального периода, с другой – дать ответы на те вызовы, которые бросали Церкви бурные события переживавшейся революционной поры. От него требовалось представить правильную модель церковно-государственных отношений, перестроить всю систему управления Церкви – от высшего до приходского, погасить разгоравшийся на окраинах бывшей Империи огонь церковного сепаратизма.

Собор был призван к созиданию тогда, когда всё вокруг него рушилось.

Не без соблазнов и искушений Русская Церковь обретала внутреннюю свободу, и был немалый риск, что эта свобода обернется для нее новыми тяжелыми потрясениями.

Собор вобрал в себя лучшие духовные и интеллектуальные силы Церкви, архипастырей, пастырей и мирян. В их избрании приняло участие практически всё православное население России, что делало Собор органом не только всецерковного, но и всенародного представительства в стране, причем единственным в своем роде. Другое всенародно избранное тогда собрание – Учредительное, хотя с ним и связывали большие надежды, фактически оказалось мертворожденным. А Всероссийский Церковный Собор надежд не посрамил.

Собор смог справиться со стоявшими перед ним непростыми задачами. Главное, что он сделал, – объединил Церковь перед лицом грядущих гонений. Им был возрожден сам институт регулярно созываемых Соборов как высшей церковной власти. Собор санкционировал активное привлечение к церковному управлению как рядового духовенства, так и мирян, чем дал им почувствовать свою ответственность за судьбу Церкви. Было признано необходимым повышение роли женщин в церковной жизни. Собор разработал эффективные механизмы по ограничению какого-либо административного произвола в Церкви, в том числе и за счет активного внедрения выборного начала на всех уровнях (включая архиерейские кафедры). Восстановленный Собором институт патриаршества в лице новоизбранного Святейшего Патриарха Тихона дал Церкви духовного вождя, символ ее единства и соборности, а не самодержца или главу касты епископов, подавляющей все остальные части церковного организма, чего многие опасались. Русская Церковь до Собора 1917–1918 гг. и после являла две разные картины. Если бы не состоявшийся Собор, выстоять в гонениях, обрушенных на нее новой богоборческой властью, Церкви было бы гораздо тяжелее.

Было бы ошибкой сводить всё значение Собора к восстановлению им Московского Патриаршества.

Неправильно думать, что лишь для этого он и был созван. Готовивший его летом 1917-го Предсоборный Совет вообще не видел нужды в избрании Всероссийского Патриарха. И на самом Соборе такой подход разделялся многими, причем далеко не только будущими предателями Церкви – обновленцами. Даже едва не избранный Патриархом митрополит Арсений (Стадницкий) признавался, что поначалу был противником восстановления патриаршества в Русской Церкви, хотя и не из принципиальных соображений, а потому что не видел достойного кандидата, в том числе и себя таковым не считал.

Но Божиим Промыслом достойнейший для Русской Церкви Первоиерарх был явлен, и именно такой, какой только и нужен был в столь жестокое время. Святитель Тихон не был ни выдающимся церковным ученым, ни оратором, ни администратором. Среди кандидатов на звание Патриарха были и более яркие фигуры – чего стоил один пламенный митрополит Антоний (Храповицкий), умевший в любой ситуации выступить так, что никто не оставался равнодушным (хотя и не обязательно единодушным с ним). В условиях нараставшего гражданского противостояния многим казалось, что именно он – тот вождь, который поведет Церковь на решающую битву с ее врагами-богоборцами. Если бы отцы Собора дерзнули оставить окончательный выбор Патриарха за собой, митрополит Антоний имел бы наибольшие шансы возглавить Русскую Церковь. Но Собор искал не своей воли, а Божией. И эта воля была иной.

Жребий патриаршества пал не на самого боевитого и речистого, а на самого доброго, как говорили на Соборе, архиерея того времени, отличавшегося удивительной простотой и смирением. Митрополит Арсений (Стадницкий) вскоре после интронизации Святейшего Тихона писал о нем в своем дневнике: «Между прочим характеризуя себя как Патриарха, он без всякой рисовки говорит о себе: “Я еще до выбора Патриарха, говорил, что первым Патриархом не должна быть какая-нибудь яркая личность, а посредственность. Так оно и случилось”. Такое смирение прямо трогательно, - замечал от себя митрополит Арсений. - Не всякий сможет так сказать». В действительности, конечно, «посредственностью», как он сам себя оценивал, святитель Тихон не был, и до своего восшествия на Патриарший Престол уже стяжал в Церкви любовь и уважение. Это проявилось хотя бы в том, что именно он летом 1917 года был избран сначала митрополитом Московским, а затем и председателем Всероссийского Собора.

Во многом благодаря исключительным личным качествам святого Патриарха Тихона, даже те, кто на Соборе выступал против восстановления патриаршества, быстро смогли оценить его и принять как своего любящего отца. Ярчайший тому пример – самый видный на Соборе критик патриаршества протоиерей Николай Добронравов, ставший затем одним из ближайших сподвижников святителя Тихона, его викарием, и окончивший жизнь мученически в кровавом 1937 году.

Не менее важным, чем сам факт восстановления патриаршества, оказалось то, кто именно стал Патриархом.

Столь необходимое внутрицерковное умиротворение едва ли произошло бы, если б на Патриарший Престол взошел страстный митрополит Антоний. Он, как известно, затем возглавил Русскую Зарубежную Церковь и сделал всё, что мог для вовлечения ее в политическую борьбу. Не без его «заслуг» русское церковное зарубежье быстро оказалось расколотым на враждующие группировки.

Святитель Тихон же всегда оставался архипастырем не по названию лишь, а по самой сути, и не отталкивал от себя, а притягивал к себе всех подлинно церковных людей. Возглавляемым им Собор смог избежать опасности превращения в политическую трибуну. Даже оказавшись в эпицентре жестоких боев в Москве осенью 1917 г., Собор не стал одной из сторон начинающейся гражданской войны, а настойчиво призывал всех к миру и прекращению братоубийства.

В то же время, поражавшее современников смирение Святейшего Тихона вовсе не означало попустительства злу, захлестывавшему страну. Его смирение было смирением перед Божественной Истиной, за которую он готов был стоять до смерти сам и призывал к этому и других чад Церкви. Патриарх и Собор выступали с безбоязненными обличениями злодеяний разжигателей мирового пожара. В ответ на разворачиваемое в стране насилие Патриарх Тихон предал анафеме «безбожных властелинов тьмы века сего», призвав их остановиться и прекратить кровавые расправы. Собор выразил безоговорочную поддержку своему святому Председателю в его обличении врагов Церкви Христовой.

Однако, несмотря на очевидную враждебность большевиков Церкви, Собор не призывал к ответному насилию. Даже тогда, когда началось организованное вооруженное антибольшевистское сопротивление, Патриарх и Собор твердо оставались на позиции церковной аполитичности (чему нисколько не противоречило духовно-нравственное осуждение ими преступлений новой власти).

Деяния Собора стали настоящим подвигом его отцов. Их мученическая кровь полилась уже тогда, когда продолжались соборные заседания. Первым из них злодейски был убит Почетный председатель Собора, старейший иерарх Русской Церкви митрополит Киевский Владимир (Богоявленский). Затем последовала зверская казнь архиепископа Пермского Андроника (Никольского). В дальнейшем бессудные расправы и расстрелы стали для членов Собора обычной участью. Так или иначе, большинству из них довелось пострадать за Церковь. К настоящему моменту поименно прославлено около пятидесяти соборян. Они составили ядро Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Обилие явленной святости стало главным плодом Всероссийского Собора.

Эта святость в конечном итоге и победила ненависть безбожников, позволив Церкви выстоять в период самых жестоких гонений и впоследствии возродиться.

А святитель Тихон занял исключительное место в более чем тысячелетней истории Русской Церкви. Из всего великого сонма ее святых он единственный, чье имя было воспринято верными чадами Церкви, как свое собственное. «Тихоновцами» враги и предатели Церкви стали уничижительно звать тех православных иерархов, клириков, монахов и мирян, кто не спешил, следуя духу времени, «перекрашиваться в советские цвета» и идти на службу новой безбожной власти. Но истинно верующие с любовью восприняли это наименование, и слово «тихоновец» в России стало синонимом слова «православный». Так некогда и на заре истории Церкви имя «христиане» было изначально пущено хулителями Христа, но стало священным для всех верующих в Него.

Всю тяжесть обрушенных на Русскую Церковь гонений святитель Тихон воспринял на свои плечи, не пытаясь переложить ее на кого-либо. Он понимал, что бессмысленно искать расположения у ненавистников Христа и клеветников. Обвинения богоборцев в нарушении им их декретов, Патриарх ниспровергал словами, что за свои поступки он, прежде всего, отвечает перед судом Церкви. Его объявляли врагом народа и травили всеми силами, не брезгуя и помощью разного рода церковных иуд. Но никакого подобия гнева или раздражения не звучало от него в ответ на самую злостную клевету, и даже откровенным предателям-обновленцам он говорил лишь, что ему за них стыдно.

Силы для несения своего патриаршего креста он черпал в молитве и в единении с народом Божиим, который он вел за собой по исповедническому пути. А чада Церкви Русской, «тихоновцы», относились к нему с такой любовью, которой не удостаивался ни один ее иерарх, ни до, ни после. Его кончина стала величайшей утратой для Церкви, но его пример духовной стойкости вдохновлял весь последующий сонм новомучеников и исповедников Российских, а их подвиг побуждал и миллионы простых верующих хранить верность Православию, сколь не неистовствовали бы его враги.

История убедительно показала: когда во главе Русской Церкви стоит святой Патриарх, пребывающий в единодушии со своими собратьями-сослужителями и всей своей многомиллионной православной паствой, злоба и интриги, направленные против нее, оказываются бессильными.

Украшенная подвигом своих новомучеников и исповедников Православная – «Тихоновская» – Церковь взошла на высшую ступень духовного возрастания, а потому достойно и праведно ныне воспевать того, с чьим именем она этого в годину тяжкую достигла, как прославившего Бога в совершенной святости и любви!