Отец Евгений, давайте вернемся к Вашему священнослужению. После того, как Вас рукоположили в диаконский сан, были ли сложности с вхождением в круг новых обязанностей?

Мне кажется, каких-то особых сложностей не было. Хотя проходить сорокоуст в храме Христа Спасителя было тяжело. Постоянное служение, лекции… Семью практически не видел. У меня как раз родился ребёнок в мае, а впервые я смог с ним погулять лишь в октябре – вот такая была загруженность.

Где вы нашли свою избранницу?

В университете. Она была студенткой исторического факультета, а потом работала здесь же секретарём.

Дала ли Вам учеба в университете что-то с практической точки зрения? Например, Вы умели правильно вырезать агнец, правильно подать кадило, правильно совершить каждение?

Здесь нас этому не учили.

Застали ли Вы здесь такую форму занятий, как пастырский семинар?

Да, у нас его проводили отец Владимир и отец Аркадий, ныне - владыка Пантелеймон (Шатов). Отец Аркадий нас очень пугал. Он говорил, что вы, студенты ПСТГУ, и Вы когда придёте на Епархиальный совет, то должны держать марку. Мы с вас будем драть три шкуры, мы с вас будем спрашивать больше, чем с остальных.

И как? Спрашивали?

Да нет, всё было спокойно. Мне кажется, что иногда полезно студента напугать до зачетного мероприятия.

Довольно часто это действует, потому что студент начинает более серьёзно относиться к предмету. Скажите, пожалуйста, а как Вы стали преподавателем?

Случайно. Когда мы закончили университет, отец Георгий Ореханов подошёл ко мне и спросил, хочу ли я преподавать. Я ответил утвердительно. После недолгого совещания мы остановились на преподавании патрологии. Хотя я специализировался по кафедре философии. В первый год было очень трудно: у меня был семинар, который назывался «Византийские мистики». Я проводил его у пятого курса филологов - мы читали греческие тексты Симеона Нового Богослова, Дионисия Ареопагита, Григория Паламы - довольно сложные тексты. Сами лекции тоже были сложными. В первый год мне было непросто себя побороть. Я понимал, что нужно самому освоить огромный материал, к тому же я одновременно преподавал на кафедре Библеистики, а также проводил занятия ещё и на заочном отделении, но со временем нужные навыки приходят: я представлял, что сам сижу среди студентов и слушаю материал. Если я пойму самого себя, значит, я объясню и другим. Мне это помогало. Если просто сообщить студентам информацию, они не всегда её примут – надо стараться исходить из их уровня подготовки.

С этого года Вы преподаватель не только Свято – Тихоновского Университета, но и Николо - Угрешской семинарии. Какие предметы вы там ведёте?

Сравнительное богословие, Догматическое богословие и ещё один предмет в магистратуре: об актуальных вопросах современного богословия.

Что Вы думаете о разнице между студентами нашего университета и семинаристами?

Мне кажется, что семинария в каком-то плане выигрывает по сравнению с нашим университетом. Студенты там более целеустремленные: они прекрасно понимают, чего они хотят – им важно получить знания. Быть может, они будут использовать эти знания на приходе не в той степени, не в той мере, как это планируется в Университете, но они полностью вовлечены в процесс обучения. У нас этого нет. Студенты частично здесь, частично где-то, в каком-то своём мире - живут параллельно. Это, мне кажется, первое отличие. Кроме того, я замечаю, что в нашем университете студенты часто лишаются благоговения к некоторым вещам. Особенно это видно на предзащитах и защитах дипломов, когда они говорят: «Вот, святой Игнатий Брянчанинов был неправ». Наверное, это как-то по-другому говорить надо. Понятно, и святые имели право ошибаться: они были людьми, совершали какие-то вещи, которые, может быть, подчас не совсем вписываются в христианскую нравственность, но какое-то чувство благоговения все равно должно быть, что мы - это мы, студенты, а есть святые учителя Церкви, к которым следует относиться с должным почтением. В семинарии всё-таки более осторожны в этом вопросе. Может быть, это из-за того, что они связаны с монастырём: воспитанники там живут и ходят туда на богослужения. Они читают, они поют на клиросе, они вовлечены в эту церковную жизнь, которой в университете в какой-то мере недостаёт.

А в Ваше время этого хватало?

По крайне мере, напряженность богослужебной жизни была выше, чем сейчас.

У нас на Богословском факультете сейчас есть регулярные богослужения два раза в неделю, к участию в них приглашаются все желающие. Или Вы имеете в виду, что у студентов нет внутреннего желания, внутренней потребности в богослужениях?

Мне кажется, они просто не чувствуют связи между Богословием и богослужением. В семинарии эти две вещи нераздельны.

А как Вы считаете, с научной точки зрения, профанация объекта исследования полезна или вредна?

Сложный вопрос. С одной стороны, для науки, может быть, действительно полезно, когда человек объективен. Или пытается быть объективным. Но с другой стороны, для того, чтобы быть богословом, необходима эта связь с молитвенной жизнью Церкви.

Означает ли это, что такая дисциплина как религиоведение - это фикция? Мы же всё равно, исходя из того, что вы только что сказали, не понимаем чужую традицию?

Нет, мы не понимаем её глубоко. Мы не можем её критиковать, не можем её до конца проанализировать, потому что не можем полностью войти внутрь неё. До конца это всё равно невозможно: невозможно рассуждать о христианской молитве, если мы не молимся; невозможно рассуждать о Христианстве, о духовной жизни, если мы живём другой жизнью.

Но есть какой-то комплекс вопросов, который тем не менее может быть разрешён без личной интеграции в традицию?

Конечно, но всегда это будет не до конца полное, целостное и даже в какой-то степени адекватное понимание.

Если продолжать Вашу логику, выходит, что, когда мы понимаем какой-то феномен, связанный с другим человеком (а именно так и происходит в гуманитарных науках), наше понимание неадекватно, потому постичь его внутренний мир до конца мы не в силах?

Конечно. Говоря о каких-то религиях или сектах, мы можем создать структуру: описать границы; сказать, что есть такая-то религия, но полностью погрузиться в нее без погружения в нее – невозможно: какие-то вещи останутся для нас непонятными.

Скажите, отче, что Вы думаете о такой структуре как ПСТБИ? Раньше её не было, был только Богословский институт, который со временем стал Университетом. Сейчас студенты Университета, которые твердо намерены подавать прошение о рукоположении в священный сан, имеют возможность поступить в ПСТБИ, где есть ряд дополнительных дисциплин пастырско-практического характера и где предполагается активное участие в богослужебной жизни нашего факультета. Как Вы считаете, чего может не хватать молодому человеку-будущему священнику в такой подготовке?

Мне кажется, что студентам очень не хватает какой-то близости с преподавателями. Когда мы были студентами, преподаватели были нам как родные люди, к которым мы могли обращаться, к которым мы могли приходить, с которыми могли говорить, общаться. Даже спорить могли, хотя далеко не все. Сейчас существует очень большая дистанция между студентами и преподавателями.

Почему так?

Потому что студенты другие, наверное. В основном, преподаватели те же самые. Я могу быть не согласен с человеком, но не спорить с ним, потому что я слишком его уважаю и исхожу из посылки, что, если я с ним не согласен, то, наверное, все равно не прав я, потому что он профессор, священник, протоиерей. Ему 60 лет, у него огромный жизненный опыт и так далее, поэтому я с ним не спорю. С другой стороны, я могу с ним не спорить просто потому, что мне не интересна сама тема, и у меня не свое мнение, а просто нет его. Наверное, и тот, и другой случай могут иметь место. Но в основном, как мне кажется, так сейчас бывает, потому что студентам не интересно. Они не понимают, для чего им нужны эти знания. Зачем нужны святые отцы? - им непонятно. Зачем нужно Священное Писание? Когда я преподавал, приходили многие заочники, которые никогда не читали Священное Писание. Я говорю: «Ну, как это можно быть христианином и не интересоваться этим?» Мне это непонятно. Когда же сейчас объясняешь, что Святые Отцы нужны, студентам это все равно непонятно, потому что читают они мало. Ну, зачем читать отцов? Их труды стоят на полочке – и ладно…

Может быть, некоторые студенты не читают святых отцов, потому что есть современные библеисты, чьи труды, на их взгляд, актуальнее? Или просто таким студентам ничего не хочется знать?

Многие студенты сейчас воспринимают христианство очень упрощенно. Для них христианство это – причастие раз в месяц, исповедь, поход в храм два раза в месяц или раз в неделю. Галочку поставили - и достаточно. Мы христиане, мы все делаем, что от нас требуется. Мы постимся; утром, вечером читаем молитвы; молимся перед едой, после еды, перед лекцией и после лекции.

Семинаристы спорят с преподавателями?

Спорят. Там живые отношения с преподавателями. У нас таких отношений не было. Ни в нашей группе, ни среди современных студентов.

Живые обсуждения, дискуссии, вопросы.

Несмотря на то, что иерархическая система должна быть, вроде, более строгой?

Нет, здесь иерархическая система не нарушается. Возникают вопросы - мы их обсуждаем, и все занятие проходит в дискуссии. Видно, что семинаристы заинтересованы. У нас в университете, мне кажется, такого нет и не было.

Но вы же говорили, что в Ваше время это было?

Да, но не в такой степени. Может быть, из-за того, что семинаристы – это очень разношерстный народ, некоторые из них уже имеют высшее образование и иногда даже не одно. В большинстве своём это не те, кто вчера закончил школу, у кого еще не сформировалось мировоззрение, и вообще кто не понимает, не знает, зачем они сюда пришли. В семинарии у этого большинства нет проблем с мотивацией и с пониманием того, зачем они здесь.

Нет ли цинизма в отношении к учебе? Сталкивались ли Вы с тем, что семинаристы понимают, что им необходимо сдать ряд предметов, ради вожделенного сана, а сами изучаемые вопросы их не очень волнуют?

В моей группе, может, есть один такой студент, но, в целом, цинизма нет.

Как Вы оцениваете церковность наших студентов, и в целом воспитательный и образовательный потенциал университетской системы?

Преподаватели, мне кажется, делают все, что можно. Студенты, в какой-то степени, тоже учатся, как могут. С точки зрения церковной, студентам очень недостает, во-первых, мотивации: для чего они здесь, чего они хотят. Во-вторых, им недостает связки между богослужением и богословием.

Что делать?

Объяснять.

Может быть стоит задействовать административный ресурс?

Этим должен заниматься священник, духовник.

Обязательно из среды университетских преподавателей?

Нет, не обязательно. Достаточно было бы хотя бы раз в месяц проводить беседы с мудрым священником, с которым студенты могли бы просто пообщаться.

В мое время такое было: у параллельной группы куратором был протоиерей Николай Емельянов. Он часто говорил о том, что есть задания на втором курсе, связанные с чтением Писания и подготовкой к лекциям и семинарам, но в обязательном порядке должно быть самостоятельное чтение Священного Писания - не с учебными целями.

Отец Николай нам тоже на 1-м или 2-м курсе говорил, что каждый богослов должен ежедневно читать одну главу Евангелия, три главы Апостола, три главы Ветхого Завета. Мы старались. Сейчас жалею, что нам не сказали читать по главе из творений святых Отцов, чтобы как-то вчитаться, понять вкус этого святоотеческого наследия: что это не просто наследие древности, которое давно умерло и не имеет к нам никакого отношения, а та сокровищница, из которой мы должны черпать и находить ответы на вопросы, которые стоят сейчас перед нами.

У Святых Отцов мы часто встречаем сложные богословские построения: логосы природы; тропосы существования; есть ли природа, воспринятая Христом, воплощение общей человеческой природы или частной; проблема существования общей и частной природы; проблема универсалий и прочее. Какое отношение эти тонкости, сложности имеют к жизни для человека, который не собирается становиться профессиональным патрологом? Задавали Вам такой вопрос? Как бы Вы могли на него ответить?

Такой вопрос мне не задавали, хотя я знаю, что многие студенты могли сказать именно так: «Зачем все это нужно? Мы живем церковной жизнью, причащаемся, постимся, молимся, что вы от нас еще требуете? Знаний каких-то там ипостасей и сущностей...»

Может, стоит ужесточить требования к промежуточным экзаменам, чтобы человек, не интересующийся предметом, просто не мог их сдать. Скажем, когда мы поступали в университет, нас было около сорока человек - две группы. Поскольку мы были экспериментальным набором, у нас была очень большая нагрузка, так как нам преподавали всё, что только возможно. Ко второму курсу нас осталось девять человек – остальные разбежались. Из девяти восемь доучились до конца, и шестеро стали преподавателями нашего Университета.

Как Вы считаете, где могут работать наши выпускники-богословы?

Я думаю, богословие будет востребовано в разных университетах и воскресных школах.

Не кажется ли Вам, что человеку с университетским дипломом преподавать в воскресной школе – как-то несерьёзно?

Воскресные школы бывают разные: с низким уровнем, с более серьезным. В целом, конечно, воскресная школа должна быть чем-то второстепенным, а не основным. Если человек чувствует к в себе призвание, то надо заниматься наукой.

Как известно, учёные не очень хорошо зарабатывают, как и преподаватели… Означает ли это, что в современном мире люди с богословским образованием, но при этом не являющиеся священнослужителями, не очень-то ценимы ни светским, ни церковным обществом?

Абсолютно согласен, поэтому многие, кто хотел бы найти себя в богословской науке уезжают на Запад. Я знаком с теми, кто преподает в Гёттингене, в других университетах - это те, кто не нашёл себя здесь, кто оказался невостребованным. Но это люди не из нашего университета.

У меня есть знакомый, который говорит, что хороший священник не может быть серьезным ученым или преподавателем университета, потому что он должен всего себя без остатка отдавать своим прихожанам. Если у него есть еще какие-то интересы – это означает, что Литургия, богослужения и пастырское попечение о своих прихожанах у него на втором месте.

Если думать в таком направлении, можно дойти до абсурда: мол, мне и молиться некогда – надо к экзамену готовиться. Повторюсь: есть живая связь между богословием и богослужением. Если чувствовать эту связь, тогда подобная проблема не встанет.

Отец Евгений, благодарю Вас за очень содержательный и откровенный разговор. Полагаю, что многим нашим читателям некоторые Ваши мысли покажутся спорными, но знакомиться с иным взглядом на общие проблемы всегда бывает интересно и полезно. Желаю Вам успехов в Ваших преподавательских и научных трудах, а главное – Божьей помощи в пастырском служении.