Мы продолжаем публикацию серии интервью с выпускниками ПСТГУ разных лет. Сегодня вниманию читателей мы предлагаем беседу с человеком, который в течении долгого времени возглавлял службу помощи бездомным в Москве «автобус Милосердия». О том, зачем такая работа нужна Церкви и обществу, рассказывает отец Олег Вышинский.

Отец Олег, для начала я попрошу Вас рассказать, как Вы сами пришли в Церковь?

Я вырос в нерелигиозной семье, в детстве даже не был крещен. Из всех моих родственников верующей была, пожалуй, только тетя, причем этот факт в семье не афишировался. Но она всегда, в том числе и приезжая к нам, возила с собой Библию. Однажды, когда тетя гостила у нас, мне тогда было лет семь, я случайно наткнулся на ее Библию, раскрыл ее и начал читать. Так родители были всерьез напуганы, застав меня за этим занятием. Уже во взрослом возрасте, отслужив в армии, на волне перестройки у меня начался период самостоятельных религиозных исканий. Надо сказать, что в медицинском училище, которое я окончил, у нас была замечательная преподавательница философии, которая, будучи сама вполне убежденной марксисткой, помимо «всесильного и верного» марксизма-ленинизма честно освещала и альтернативные точки зрения, тем самым прививая нам вкус к самостоятельным размышлениям над философскими вопросами.

А почему Вы решили поступать в медицинское училище?

Отчасти случайно: я хотел поступать на Биологический факультет МГУ, но не прошел туда еще на стадии подачи документов в связи с ограничениями по здоровью. Ну, а поскольку биология и медицина – специальности родственные (так мне тогда казалось, потом выяснилось, что это далеко не так), то я решил идти в медицинское училище. Учиться там мне было интересно, кстати, именно там я познакомился со своим будущим духовником.

Расскажите, как все-таки шли Ваши духовные поиски?

Я читал практически все, что удавалось найти по религиозной тематике: как раз в это время появилось довольно большое количество соответствующей литературы. Начал я с Фрейда и Карнеги, потом был Виктор Франкл – его аргументы в пользу существования Бога мне показались очень убедительными. Тогда я и стал искать то вероисповедание, которое мне было бы ближе всего. Читал даже оккультную литературу. Потом я случайно наткнулся на книгу Клайва Льюиса «Письма Баламута», после этого прочел еще две его книги – «Чудо» и «Страдание». Эти книги запали мне в душу. Потом были книги диакона Андрея Кураева, отца Александра Шмемана. Тогда же я начал читать святых отцов, начал со свт. Феофана Затворника. Так постепенно я пришел к убеждению, что истина в Православии.

А как Вы сделали шаг от внутреннего убеждения к церковной жизни?

Этот шаг было сделать очень трудно, хотя я и ходил в храм в честь иконы Божьей Матери Всех скорбящих Радость на Третьяковке еще не будучи крещеным. Я даже ездил в Оптину пустынь – там меня поразило монастырское пение, с большим акцентом на текст, а не на мелодические украшения. Так я и сам стал больше внимания обращать на содержание богослужения, а не на чисто эстетическую его составляющую, начал приобретать книги, где печатались богослужебные тексты, чтобы всерьез понимать церковную службу. В итоге в 1993 г. я принял крещение в храме Живоначальной Троицы в Коньково. После крещения я целый год не мог подготовиться к причастию: банально не знал, как исповедоваться, в чем каяться. Прочитанные ранее книги в этом вопросе мне не очень-то помогали. А помогли мне исповедовавшие меня священники. Так что путь воцерковления оказался тернист. И даже после того, как милостью Своей Господь дал мне себя почувствовать, все было тоже совсем непросто: трудным оказалось сохранить это внутреннее ощущение, не растерять его в повседневности. Были периоды духовного охлаждения, сухости.

А что в это время происходило в Вашей жизни за пределами храма?

Я окончил медицинское училище. Еще с 1988 г. я работал на станции «Скорой помощи», и проработал там 13 лет. Кстати, среди моих коллег по работе были и верующие, воцерковленные люди, с которыми мы много об этом разговаривали. Эти разговоры тоже мне помогли.

То, о чем Вы рассказываете, очень интересно. Ведь существует стереотип, что для медицинской среды характерен некоторый профессиональный цинизм по отношению к человеческой боли и страданию.

Это тоже есть в медицине, в частности в советской медицине. Как сказал один мой коллега,

врач почти не отличается от ветеринара, потому что он лечит не люде
й, а организм. Так что таким цинизмом иной раз заражаются и лучшие врачи. Но при этом есть врачи, которые относятся к пациенту именно как к личности.

Скажите, а как Вы все-таки нашли своего духовника?

Один из моих товарищей по учебе, Константин (ныне протоиерей, настоятель одного из Московских храмов), был сыном священника. Вероятно, в медицинское училище он пошел потому, что сразу после школы невозможно было поступить в семинарию, не отслужив прежде в армии. Нас обоих призвали в армию еще до окончания учебы, но за тот год, что мы вместе учились, мы успели крепко подружиться. После службы в армии он поступил в семинарию – я тогда еще был далек от Церкви и не очень понял такое его решение. Значительно позже, уже когда я сам начал вести церковную жизнь, узнав, что он стал настоятелем храма, я приехал к нему. Вскоре я уволился со «Скорой помощи» и пошел работать в его храм. Это произошло в 1999 г., и в храме отца Константина (храм Петра и Павла у Яузских ворот) я, можно сказать, обрел второе дыхание в своей духовной жизни.

Когда Вы приняли решение готовиться к служению в священном сане?

Не могу сказать, что я принимал это решение. Скорее я решил, что должен получить серьезные знания в духовной области, поэтому отец Константин благословил меня поступать в ПСТГУ. Так я поступил учиться на вечернее отделение Богословско-пастырского факультета Свято-Тихоновского университета. В период обучения я женился – это было на третьем курсе, и, учась здесь, начал работать в службе «Милосердие». После того как я женился, один из диаконов, готовившихся к возведению в священнический сан и искавших себе замену для диаконского послушания, спросил меня, не буду ли я возражать, если он рекомендует меня отцу Настоятелю. Я сразу согласился. Так спустя год меня рукоположили в диаконский сан.

Отец Олег, Вы уже упомянули о работе в службе «Милосердие». Расскажите, как в Вашей жизни возникло это послушание?

После женитьбы встал вопрос о поиске работы: сначала я полагал, что вернусь на станцию «Скорой помощи», однако как раз в это время один из моих товарищей по работе в храме сказал, что в православную службу «Милосердие» требуется фельдшер с опытом работы на «Скорой помощи». Я позвонил по указанному телефону, пришел на собеседование в храм Царевича Димитрия при Первой Градской больнице. Оказалось, что недавно организованная в храме служба помощи бездомным столкнулась с серьезной проблемой: в зимнее время большое число людей, лишенных крова, которых сотрудники этой службы находили на улице, были сильно обморожены. Имели место даже смертельные случаи. Чтобы этого не допускать, нужно было сразу же на месте оказывать им срочную квалифицированную медицинскую помощь. И мой 13-летний опыт работы оказался там более чем востребованным. Так я начал работать в этой службе. Разумеется, новая работа, в дополнение к послушаниям в храме, не лучшим образом сказалась на учебе, начиная с элементарной посещаемости занятий. Даже был момент, когда надо мной нависла угроза отчисления, но мне пошли навстречу, проявив сочувствие к этой моей деятельности.

Отец Олег, расскажите, как возникла сама идея организации подобной службы? Чем конкретно занимаются там сотрудники?

Идея возникла не у меня, я был исполнителем. Сначала обратили внимание на тот факт, что в больницах Москвы находится значительное количество бездомных. Там им, как правило, оказывается квалифицированная медицинская помощь, однако по окончании лечения их приходится выписывать буквально в никуда. Нужна какая-то социализация, именно этим вопросом с 2003 г. и занимались работники службы. А логическим продолжением этой работы стало решение, что нужна профилактика таких случаев, когда бездомные попадают в больницы уже с тяжелыми обморожениями. Мы взяли старый автобус ПАЗ, на котором ранее наши студенты ездили в миссионерские поездки, и стали собирать бездомных с привокзальных территорий. Сначала мы сами отогревали их, переодевали и потом выпускали обратно на улицу. Позже установилась договоренность с санпропускником и находившемся там же здравпунктом, где стало возможным проводить санитарную обработку этих людей и показывать их врачам. В таком формате мы работали 9 лет. Потом формат поменялся, поскольку изменилась ситуация с бездомными: заработал Департамент социальной защиты города Москвы. Появилась служба «Социальный патруль», которая достаточно эффективно эвакуировала бездомных с улиц в центры социальной адаптации. Правда, этот центр неохотно работал с не-москвичами, но в зимнее время все-таки предоставлял для них теплые помещения, чтобы люди не замерзли. Таким образом, получилось серьезно сократить количество тяжелых травм из-за обморожений. За тот период, когда работала наша службы, смертность от переохлаждения в холодные сезоны в Москве сократилась в 5 раз. Впоследствии по нашему образцу была организована городская служба «Социальный патруль», в результате её работы смертность сократилось уже в 20 раз по сравнению с 2002-2003 гг.

Скажите, отец Олег, а каков среди бездомных процент людей, которые являются таковыми, условно говоря, по «идейным» соображениям? Я имею в виду тех, кто не желает проходить социальную адаптацию и возвращается на улицу?

У меня нет статистики за последние 2–3 года, но ранее приблизительно 70% московских бездомных составляли жители регионов, которые имели свое жилье, но оказались в Москве без средств к существованию и возможности вернуться домой. Их могли попросту ограбить или же их обманули работодатели. Около 10 % – это лица, освободившиеся из мест лишения свободы (в 90-е гг. таких вообще было большинство). От 2 до 5 % составляли люди, лишившиеся жилья из-за различных мошеннических схем. Число «идейных» бродяг колебалось в пределах 5–10 %. Они адаптировались к жизни на улице и не изъявляли желания с улицы уходить. Напротив, они сопротивлялись всем попыткам их социализировать. Причем довольно трудно понять, чего они хотят на самом деле. Для того чтобы выяснить это, нужно построить с ними доверительное общение, а поскольку этих людей, как правило, жестоко обманывали, а кроме того стратегия выживания на улице также диктует свои правила, они очень неохотно открываются собеседнику. Но есть некоторые способы того, как «достучатся» до таких людей. Как раз на эту тему я писал свой диплом в ПСТГУ.

Давайте я на минутку стану ницшеанцем: скажите, а зачем вообще тратить на таких людей силы и средства? Ведь эти люди все равно возвращаются на улицу. Для общества это расходная статья бюджета без особых перспектив отдачи…

В каждом церковном социальном проекте существуют два целеполагания: специфически христианское – стремление к нравственному благу и общесоциальное – стремление к благу общественному. С христианской точки зрения каждая конкретная человеческая личность бесценна: в Евангелии сказано, что ради одной заблудшей овцы пастырь оставляет все стадо. С точки же зрения общественной пользы эти люди – полноправные граждане России, имеющие право на медицинскую помощь. Так что если они попадут в больницу в тяжелом состоянии, то врачи будут оказывать им весь спектр медицинских услуг, положенных по закону, тратя на это бюджетные средства, причем немалые. Не допуская или сокращая число таких случаев, мы тем самым экономим деньги налогоплательщиков. Что еще более важно:

за одну ночь автобус «Милосердие» собирает в конкретном районе, условно говоря, 30 бездомных, которые в противном случае получат обморожение, а обнаружившие их сотрудники полиции будут обязаны вызвать к ним «Скорую помощь».

Вы представляете себе, что означает 30 дополнительных вызовов «Скорой помощи» за ночь? Как минимум это значит, что кто-то из ваших родных может не дожить до приезда кареты «Скорой», которая в это время отрабатывает вызов к обмороженному бездомному.

Насколько я знаю, сейчас все лица, рукополагаемые в диаконский сан в Москве, проходят социальную практику, в том числе и в вашей службе. Скажите, в чем смысл такой практики, ведь все-таки в современной приходской жизни диаконское служение далеко не всегда связано с социальными вопросами, тем более с теми, которыми занимается Ваша служба, и в чем собственно состоит эта практика?

Могу абсолютно точно сказать: в процессе своего пастырского служения священник так или иначе столкнется со всеми возможными категориями людей. Так что он должен как минимум знать, куда именно можно отправить в том числе и обратившегося к нему бездомного и как именно ему смогут помочь. Элементарно нужно знать, куда позвонить. Практика в отделе и направлена на то, чтобы будущие пастыри могли своими глазами увидеть, как работает конкретный механизм решения различных человеческих проблем.

Благодарю Вас за интересную беседу и желаю Божьей помощи и успехов в Вашем важном и непростом служении.