Продолжаем серию интервью с нашими выпускниками. В этот раз о своем пути в Церковь и об опыте священнического служения рассказывает священник Михаил Володин – клирик храма преп. Серафима Саровского в Кунцево. В течении многих лет отец Михаил является сотрудником комиссии по социальному служению города Москвы. Так что в беседе с ним мы не могли не затронуть такую непростую тему, как священник и деньги и поддержка священнослужителей, по тем или иным причинам не имеющих возможности продолжать своё священническое служение.

Отец Михаил, благодарю Вас за то, что уделили время для беседы. Мы с Вами находимся в храме прп. Серафима Саровского в Кунцево. Скажите, с какого года здесь вновь, после Советского периода, началась приходская жизнь?

Это произошло в 1997 г. К сожалению, как это было почти везде, настоятелю храма, протоиерею Алексию Буканову, достались живописные руины. К настоящему времени у нас на рядовой воскресной литургии регулярно причащается более 100 человек, а на Рождество и на Пасху число причастников превышает четыресотни. Необходимость здесь храма очевидна, хотя в нашем районе есть и другие храмы – Спаса Нерукотворного на Сетуни, Иоанна Воина, на Можайском шоссе свт. Иова, храм Великомученика и Победоносца Георгия на Поклонной горе. Но если посмотреть на карту, то будет видно, что эти храмы не так уж близко от нас, так что ни о какой шаговой доступности речи идти не может.

Расскажите, пожалуйста, о Вашем собственном пути в Церковь.

Я вырос на Украине в обычной семье советских служащих: отец –инженер, мама – экономист. Несмотря на то что семья была в общем-то нецерковная, крещен я был в детстве – мне было около трех лет. Но до самого университета (я учился в Донецком государственном университете) речь о сколь-либо сознательной церковной жизни не шла. Я окончил обычную среднюю школу, поступил в университет на специальность «финансы и кредит». А вот там уже Господь послал мне очень интересных товарищей. С ними мы много читали, размышляли о смысле жизни, разговаривали. Пожалуй, мой путь в православие начался именно с этого. Окончить Донецкий университет у меня не получилось: в 1998 г. моя семья переехала в Москву, а я остался на Украине, поскольку было необходимо постоянно ухаживать за бабушкой, пережившей инсульт, – тут уж было не до учебы. Она скончалась в 1999 г., после чего я тоже уехал в Москву.

А чем сейчас занимаются Ваши тогдашние товарищи?

Работают, воспитывают детей. Насколько я знаю, никто из них так и не пошел дальше философских рассуждений о Боге и мире.

Как же Вы сами перешли от теории к практике?

Сначала я просто пришел в храм. Причем мне казалось, что я все уже о православии знаю. Все-таки я довольно много читал. Но, как и следовало ожидать, быстро выяснилось, что на самом деле я не знаю почти ничего. Духовная жизнь ведь не сводится только к чтению книг – это мир опыта. А как раз такого опыта духовной жизни у меня не было совсем. Мне стало интересно, что же такое этот самый опыт духовной жизни. И постепенно, молитва за молитвой началось мое воцерковление.

Но все-таки решение быть христианином и решение быть священником – это отнюдь не одно и тоже.Как вы пришли к решению стать священником?

Решающую роль, на мой взгляд, сыграл Свято-Тихоновский университет. Я переехал в Москву в 2000 г., были мысли поучится в Литературном институте, хотел стихи писать, что-то рассказать миру, но все же выбрал Богословский институт.
Разумеется, мысли об этом приходили и раньше. Когда человек начинает ходить в храм, то почти всегда его посещает мысль о высоте священнического служения, и хочется самому стремиться служить Богу. Так было и со мной. Но все это были мысли теоретического плана, жизнь моя текла в привычном мне, не церковном русле. Причем иногда эта мысль трансформировалась в размышления об уходе в монастырь. Но в любом случае было понятно, что следует получить специальное образование, дабы всерьез знать, что такое православная вера. Ну, а окончательно укрепили меня в решении стать священником сначала опыт общения с друзьями по учебе в ПСТГУ, а потом знакомство с моей супругой и ее отцом – удивительным московским священником, протоиереем Сергием Правдолюбовым. Меня пригласили в гости ее братья – мы с ними вместе учились. Вот так мы и познакомились. Семья Правдолюбовых буквально открыла для меня мир Православия, с его традициями и укладом, практической, а не теоретической верой в Бога, высотой и глубиной служения Богу.

Трудно ли было учиться?

Да, первые годы было очень трудно. Я помню, что выходил из дома зимой затемно и приходил домой, когда тоже было темно. То есть выходил в 7 утра, а приходил в 11 вечера. Последние лекции у нас заканчивались, по-моему, в 9:20. Так что нагрузка на первых двух курсах была огромная. К третьему курсу стало немного легче. Помню, что кто-то из моих друзей подсчитал, что объем учебных часов в неделю у нас в ПСТГУ в полтора раза превосходил объем часов в МГУ.

Были ли сложности с какими-то конкретными предметами?

Пожалуй, нет, хотя с древнегреческим языком были определенные трудности. Это было связано с тем, что вначале мы подошли к нему спустя рукава. А потом пришлось поднапрячься. С латинским языком проблем вообще не возникло. Главное, что не пришлось испытать какого-то разочарования в своем выборе. Когда пришла пора определяться со специализацией, я выбрал историю Русской Православной Церкви – история мне нравилась еще в школьные годы. Диплом я писал у отца Александра Щелкачева. Я алтарничал в храме Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве у о. Сергия. Это место освящено молитвой с XIV в., среди служивших там клириков есть Новомученики и исповедники Российские. Настоятель благословил мне писать диплом по истории этого прихода. Мне и самому тема была очень интересна. В итоге все сложилось благополучно. В 2006 г. я окончил ПСТГУ со степенью магистра теологиии, летом того же года подал документы на рукоположение. Рекомендацию мне писал отец Сергий – в моем случае и настоятель храма, и духовник в одном лице: планировалось, что я буду служить в его храме. Однако владыка Арсений (митрополит Истринский, первый викарий Святейшего Патриарха Московского и всея Руси) благословил мне выбрать другой храм, сказав, что служение под началом родственника и духовника у него на приходе может не способствовать самостоятельному духовному росту.

Знаете, я не раз убеждался, что епископ видит дальше и глубже, чем мы

Как бы смотрит в сердцевину наших желаний, а не на их сиюминутность. Хотя, я с огромной теплотой и любовию и благодарностью вспоминаю храм Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищево и до сих пор часто там бываю. Так я стал клириком храма прп. Серафима Саровского в Кунцеве. Диаконскую хиротонию совершил ныне покойный архиепископ Алексий (Фролов) в Новоспасском монастыре.

Долго ли Вам пришлось служить в диаконском сане? Не хотелось ли поскорее стать пресвитером?

Честно говоря, хотелось. Хотя я знаю диакона, который, напротив, священником быть не хочет. Но я просто положился на волю Божию. В итоге в диаконском сане я прослужил около трех лет.

И в диаконском, и в священническом сане Вы служили в этом храме: насколько я понимаю, его специфика заключается в том, что храм находится при больнице?

Не только: рядом находится морг, поэтому почти каждый день здесь приходится провожать в путь всея земли усопших.

Больничное служение предполагает весьма большое количество треб. Это означает, что у священника весьма плотный график, и всегда есть опасность ремесленного подхода: что называется, поставить служение треб на поток. Как не допустить этого?

Сложно сказать, у всех, наверное, по-разному это происходит, я могу лишь поделиться своим опытом. Давным-давно, когда я был еще алтарником в Троице-Голенищеве, я читал первый час. Там в конце есть такая молитва «Иже на всякое время и на всякий час…», и я вдруг, читая эту молитву, отчетливо понял, что я читаю ее Господу Иисусу Христу, молюсь этими удивительными словами Ему, именно молюсь, что Он реально здесь присутствует. Я Его не видел, не ощущал, но знал, что Он стоит здесь рядом и что я читаю эту молитву, не сотрясая воздух, я Ему молюсь, и люди, которые стоят в храме, молятся Ему вместе со мной. Его присутствие там было настолько живым, что для меня до сих пор (хотя это лет пятнадцать назад было) тот опыт остается ориентиром. И каждый раз, когда я начинаю замечать, что в моей душе возникает соблазн «ремесленности», я вспоминаю, что каждая молитва, которую я произношу на требах, обращена к Господу. Осознание этого меня и спасает.

Нужно молиться Богу, а все остальное Господь Сам сделает: и благодать в сердце пошлет, и утешит, и накормит, и напоет —все это сделает, если ты будешь молиться Ему искренне, честно

Господь же предупреждал, что невозможно не прийти искушениям. Будут искушения и через выгорание: «надоело все». Будет искушение деньгами, властью. Вопрос в том, как ты будешь реагировать на эти искушения. Если ты, впадая в искушение, молишься Богу, то Господь тебе поможет с ним бороться. И это окрыляет, придает силы, вдохновляет.

Среди возможных искушений очевидное поле для конфликтов — это священник, с одной стороны, и медицинский персонал, и врач, который может придерживаться совсем нехристианских убеждений,– с другой. Может быть и так, что врач не желает пускать священника к больному или делает это с крайней неохотой. Бывают ситуации, когда одни родственники рады видеть священника в больнице, а какие-то совсем не рады.

Ну что касается отношений с врачами, то существует постановление, согласно которому священника не имеют права не пустить к пациенту, если он или его родственники об этом просят. К тому же у нас довольно ровные, хорошие отношения с медицинским персоналом и администрацией больницы. Нельзя сказать, что мы лучшие друзья, но нас знают и пускают. Разумеется, нас могут просить подождать или прийти в другое время, если в том есть медицинская необходимость. Но ни разу не было случая, чтобы нас не пустили к больному.

Среди тех искушений, которые Вы упомянули, одно из «почетных» мест занимают опять же те самые деньги. Как решается вопрос с пожертвованиями за требы, отпевание, исповедь, причастие?

Если люди хотят благодарить, они благодарят, это их дело. Не хотят благодарить, ну что же, пусть будет так. Установленных тарифов у нас нет.

А как в такой ситуации планировать семейный бюджет, кроме того, сами люди часто просят назвать сумму…

Да, такое бывает довольно часто. Я в таких случаях предлагаю человеку заглянуть в свое сердце. Там он наверняка найдет ответ. То, что совершается над человеком или над его родственником, не имеет цены, нет этому эквивалента в этом мире. Всё, что они могут предложить за это, будет ничтожно по сравнению с тем, что человек получит. Что значит всё золото мира по сравнению, например, с Таинством Причастия? Поэтому цену назначить за это нельзя – это будет кощунственно и богохульно. А если человек благодарит за это, то он может благодарить, как ему самому угодно.

С отпеваниями действует такой же принцип?

Почти такой же: в этом случае всё же есть рекомендованная сумма.
Дело в том, что у нас маленький приход и большой коллектив: нужно как-то формировать приходской бюджет. Этот бюджет формируется в том числе и из пожертвований за отпевания. Но, если у человека нет денег на пожертвование за отпевание, ему никто не откажет.

Этот же принцип касается и Крещения?

Крещение совершается бесплатно – это принципиальное решение прихода.

А как распределяются те пожертвования, которые священник получает за требы? Эти пожертвования целиком принадлежат священнику?

Да, это так.

Но здесь есть один тонкий момент: с одной стороны, согласно заповеди, служащие алтарю должны питаться от алтаря, но, с другой стороны, со временем можно начать оценивать своих прихожан и свою деятельность через призму ее доходности: когда я окрылен не тем, что я иду помогать людям в больнице, а тем, что, скорее всего, от этого я предполагаю получить определенную сумму.

Я не вижу здесь никакого противоречия. Если Господь даст тебе эту сумму, ты ее получишь, если не даст, то ты ее не получишь. Конечно, лукавый может посылать разные помыслы и оценки состоятельности людей, и недовольства малой благодарностью и другие, такого же плана, но Бог дает возможность различать эти помыслы, а дальше он человека зависит, отринет он эти помыслы или примет. Как и со всеми другими.

Как, с Вашей точки зрения, должен и может жить священник? Я имею ввиду сугубо материальную сторону вопроса. Вы же знаете: это стандартная, уже многолетняя тема в светской прессе: попы на мерседесах, обирающие трудящихся.

Так говорят люди, которые совершенно не знакомы с церковной и священнической жизнью. Даже не знаю, откуда они берут эту информацию. А как на самом деле живет священник? Если Господь посылает ему доход, это замечательно, человек Бога благодарит, нет дохода — значит, затянем пояса. Обычно священники живут именно так.

Но у священника обычно большая семья. И у матушки есть естественное попечение об этой семье. Может быть, батюшка и согласен пояс затянуть, но…

Еще не было такого, по крайней мере в моей практике, чтобы Господь оставил голодными моих детей и мою семью. Бывало так, что сегодня есть какой-то более-менее приличный доход для содержания своей семьи в Москве, а завтра размер этого дохода серьезно уменьшается, но эта сумма все равно покрывает и питание, и обучение, и все хозяйственные нужды. Я абсолютно убежден, что Бог никогда не оставляет Своих чад попечением. Если Господь дает ребенка человеку, и этот человек не пьяница, не наркоман, не лентяй, Он всегда даст на воспитание ребенка заработать. Я говорю о нашем, почти благополучном времени. Были и будут и другие времена, когда речь будет идти уже не о благополучии и питании, а о жизни и верности Богу до конца.

Но бюджет семейный все равно нужно планировать…

У меня не получается… Конечно, какой-то минимум есть: нужно заплатить за квартиру, иногда получается отложить на будущее, иногда нет, дети (у меня их пятеро), школы, кружки, питание и прочее… Но в основном священнический доход очень сложно планировать. Есть заработная плата, которую платит приход и есть пожертвования за требы. Хотя тут тоже не все так просто: например, летом многие из прихожан уезжают из Москвы, и тогда дополнительного дохода почти нет. Зимой или на праздники, когда все хотят исповедоваться, собороваться, доход, напротив, возрастает. Здесь нет никакого постоянства.

Главное все же в надежде на Бога и в уповании на Него: Он никогда не оставляет

По крайней мере за все годы, что я служу Церкви, а я служу уже почти десять лет, никогда такого не было, чтобы Господь всего лишил. Наверное, у кого-то бывает и такое – значит, Господь специально ставит человека в такие условия, чтобы он духовно вырос.

Ну, грубо говоря, на какой машине имеет право ездить священник? Вдруг он, допустим, служит в храме на Рублевском шоссе...

Все-таки марка автомобиля не должна быть какой-то запредельно дорогой. Я езжу на Volkswagen Golf. Маленькая, спокойная машина.

Функциональность на первом месте, и даже если средства Вам позволят, Вы не станете покупать автомобиль представительского класса?

Думаю, что нет.

А почему? В конце концов, если Вы при этом честно исполняете свой пастырский долг и не ставите этот самый автомобиль представительского класса на значимое место в Вашей жизни, но при этом средства позволяют и каких-то более срочных и важных трат нет, то почему бы и нет?

Всегда есть более срочные траты. По крайней мере сейчас. И если даже этих трат нет у моей семьи, есть масса знакомых, которые живут не в Москве, у которых нет практически ничего.

Отец Михаил, Вы являетесь помощником председателя комиссии по социальному служению. Сейчас эта комиссия находится в стадии реформирования, но до этого момента, в чем заключались Ваши обязанности, чем занималась эта комиссия?

Занимал я эту должность с 2008 г. Комиссия занимается социальным служением в Москве: больничное служение, служение в интернатах, структурирование этой работы. Комиссия корректирует, направляет такую деятельность, предлагает свои рекомендации.

Например, нами был подготовлен типовой договор о сотрудничестве с больницами, мы добились от города выделения нам земельного участка для погребения тех воспитанников интернатов, которые, будучи крещены в православие, скончались, но, по понятным причинам, не имеют родных, которые могли бы озаботиться их захоронением по православному обычаю. До этого таких детей почти всегда кремировали. Светская пресса, как это часто бывает, толком не разобравшись в ситуации, устроила по этому поводу целый скандал. Работы у Комиссии много. Кроме того, как член социальной комиссии, я состою в Попечительской комиссии при Епархиальном совете города Москвы. Мы занимаемся распределением помощи вдовам священнослужителей, священнослужителям ушедшим за штат по инвалидности и малообеспеченным семьям.

Насколько последняя из упомянутых Вами деятельностей сейчас востребована?

Весьма востребована. Например, человек по состоянию здоровья выходит на пенсию раньше срока. Или, допустим, молодой человек, священник, становится инвалидом (бывает, увы, и такое). Конечно, ему по инвалидности какую-то пенсию платят, но ее размер мизерный.

Каков механизм оказания помощи в таком случае?

Человек пишет прошение на имя председателя комиссии, протоиерея Алексея Гомонова. Дальше эта просьба вместе с документами, подтверждающими положение дел, рассматривается на заседании комиссии и направляется на утверждение владыке Арсению митрополиту Истринскому. Затем документы передаются в финансово-юридический отдел, который выделяет какую-то сумму для ежемесячной выплаты. В других случаях может быть предоставлена единовременная выплата на какие-то разовые неотложные нужды. Разумеется, что к помощи священникам, попавшим в трудное материальное положение, и их семьям привлекается тот приход, в котором они служили. Хотя приходы тоже бывают разные: у некоторых храмов нет дохода, который позволял бы ощутимым образом помогать в таких ситуациях. В этих случаях и может ставиться вопрос о назначении регулярных выплат со стороны епархии.

В завершение нашей беседы, позвольте задать уже традиционный для наших выпускников вопрос. Вы служите в священном сане уже десятый год, что Вы, исходя из Вашего опыта, считаете самым главным в служении священника?

Благодарность и искренность. Я когда-то совершенно случайно увидел передачу о монашестве: какой-то монах сказал такие слова: если б вы только знали, как тяжело быть монахом, но если б вы только знали, как радостно им быть! Вот о священстве можно сказать тоже самое. Если б вы только знали, как тяжело быть священником, но если бы вы только знали, как радостно им быть. Я иногда думаю, что если бы Господь заранее показывал человеку все трудности священнослужения до хиротонии, ни один человек не согласился бы быть священником. Поэтому Господь не зря сначала дарует силы, благодать Святого Духа, а только потом человек понимает, насколько все это непросто. Без благодати священником быть невозможно, даже с точки зрения психических и физических сил. Это неимоверно тяжело. Но радость от этого служения просто безгранична.

Отец Михаил, спасибо за Ваши ответы и помощи Вам Божьей в дальнейшем служении!