Отец Григорий, огромное спасибо, что согласились уделить время для беседы. Расскажите, пожалуйста, как из шестнадцатилетнего хулигана Вы стали православным священником?

Среди святых Церкви есть и благоразумные разбойники, и египетская блудница. Если даже разбойник может стать святым, значит и из хулигана превратиться в недостойного иерея не так уж и трудно. Я родился в семье прекрасного священника и рос при храме, знал, что вера является стержнем, центром жизни. Хотя я действительно был шестнадцатилетним хулиганом, но даже в моменты самых моих страшных «хулиганств» понимание «церквоцентричности» жизни меня никогда не оставляло.

Мои дедушка и бабушка по отцовской линии были людьми неверующими, а родители моей мамы умерли очень рано – я никогда их не видел. Можно сказать, что мои родители происходили из семей атеистических. Они окончили мехмат МГУ, были талантливыми математиками: мама выигрывала места на международных математических олимпиадах, папа работал в научном институте. В какой-то момент у них созрело совместное желание обратиться ко Христу. Они познакомились с замечательным священником, отцом Владимиром Смирновым, который в то время служил в храме Илии Обыденного, и вместе приняли крещение. Это вызвало большое непонимание и неприятие в семье, но в дальнейшем они всегда были верны этому своему решению. С точки зрения обычной человеческой логики этот поступок был некоторым безумием – папа был очень успешным математиком, а после крещения ему пришлось с этой работы уйти. Он стал сторожем в церкви, в том самом храме Илии Обыденного. Вообще, папа и мама всегда жили в удивительном единомыслии до самой папиной смерти, никогда у них не было разногласий по мировоззренческим вопросам. Через какое-то время папа стал священником, и когда родился я, то наша семья была уже семьей священника. Вся наша жизнь строилась вокруг храма, вокруг папиного служения.

Но Ваш отец служил довольно долгое время далеко от Москвы, и , соответственно, с Вами видеться получалось, наверное, только урывками, в летний период?

В то время принять сан москвичу или петербуржцу было практически невозможно. Ведь власти планировали вскоре показать по телевизору последнего попа. А если человек с высшим математическим образованием вдруг становится кандидатом на священство, хочет поступать в семинарию, то для власти это уже скандал. Однако был один архиерей, слава Богу, ныне здравствующий и находящийся сейчас на покое, митрополит Хризостом (тогда он был архиепископом Курским и Белгородским), который имел особую смелость рукополагать вот таких молодых людей с высшим образованием, несмотря на требования советских властей. Так папа начал свое служение священника на Курской земле, вдали от Москвы. Когда владыка Хризостом уехал на другое место служения, то и все рукоположенные им образованные молодые священники вынуждены были, по указанию священноначалия (а на самом деле по указанию советской власти), тоже поменять место служения: их разослали по самым далеким деревням. Папе выпало служить в деревне Малакеево Белгородской области, почти на границе с Украиной. В это время мы жили на два дома: отец жил на приходе, но когда у него появлялись несколько выходных подряд, он, конечно, приезжал к нам. Причем, ради того чтобы приехать на несколько часов раньше и провести с нами побольше времени, он подчас добирался до Москвы на нескольких поездах. В такие дни ранним утром мы были вместе всей семьей, но потом к отцу приходило большое количество людей, желающих исповедаться или просто побеседовать со священником. Так что в Москве долго побыть вместе не удавалось. На каникулы же мы сами ехали к отцу на приход: вот там уже было больше возможностей для нормальной семейной жизни.

Скажите, а откуда в Москве у священника, который служил весьма далеко от столицы, появились духовные чада?

Несмотря на все гонения со стороны советской власти, в Москве было большое количество православных, верующих людей. Причем многие из них принадлежали как раз к интеллигенции. В храме Илии Обыденного, прихожанином и сторожем в котором был мой отец, в это время таких было большинство: за свечным ящиком там, например, работала доктор наук. Когда папа еще даже не был священником, но стал христианином, то он и друзья моих родителей, молодые христиане, вместе собирались в разных квартирах, читали Евангелие, святых отцов. Такие встречи, конечно, для всех участников были очень полезными и интересными. Поэтому, когда отец стал священником, то многие участники таких встреч потянулись к нему и стали его духовными чадами. В свою очередь, они приводили уже своих знакомых. Так и возник круг московских духовных чад моего отца.

А на каком этапе жизни Вами было принято решение, что Вы будете стремиться стать священником?

Священником, честно говоря, хотел быть с детства. Меня вдохновляло служение отца, я любил атмосферу богослужения, храма – все это для меня всегда было чем-то очень родным, дорогим, важным. Даже в самый пик подросткового бунтарства – в 13–14 лет – я от этой идеи не отрекался.

Наукой заниматься не хотелось совсем?

Ну, какой из меня ученый, если меня из школы выгнали…

В школе я учился так, только чтобы меня переводили из класса в класс. Позже, когда мне хотелось заняться церковной наукой, уже в Тихоновском институте, что-то из учебных дисциплин меня вдохновляло. Но то, что настоящий ученый из меня не выйдет, мне всегда было ясно. Вообще, я не строил каких-то планов на жизнь в подростковом возрасте и жил одним днем. Я закончил школу, и так получилось, что сразу после школы вступил в брак. Вот тогда моя жизнь очень сильно поменялась. Мне пришлось взять на себя обязанности главы семьи как в духовном, так и в материальном отношении. Должен сказать, что представления о семье у меня всегда были совершенно христианские. Так что когда я женился, то осознанно, радикально поменял свой образ жизни. Мы жили у родителей супруги. Мне хотелось им доказать, что наши отношения – это не какой-то случайный эпизод в жизни их дочери, не подростковая глупость, что наши намерения более чем серьезны. Я надеюсь, что сейчас, когда прошло уже почти 17 лет, мне это в какой-то мере удалось. Я им очень благодарен за то, что они поверили мне: ничего иного, помимо доброго и хорошего отношения, я от них никогда не видел.

Я, естественно, пошел работать, и это мне было очень непросто. Вот тогда я по-настоящему понял, что

есть единственный спасательный круг, который может помочь в житейских бурях, – это молитва.

Фактически я заново научился молиться. Потом я случайно купил на книжном развале у станции метро «Октябрьская» брошюрку митрополита Антония Сурожского «Вниду в дом твой». Она меня очень вдохновила. После этого я старался прочитать все написанное владыкой Антонием, что только можно было достать. Так я уже на новом уровне стал осмыслять свою церковную жизнь, доставшуюся мне от родителей.

Ну, а что насчет религиозных убеждений родителей Вашей супруги?

Отец моей супруги – человек верующий, православный, так что у нас не было никаких разногласий. Мама моей жены пока еще не крещена, надеюсь, что, может быть, со временем она придет к этому решению, хотя ни споров, ни неприятия по этому поводу у нас никогда не было.

Как в Вашей жизни появился Свято-Тихоновский институт, как раз в период Вашего обучения ставший университетом?

В первые годы семейной жизни во мне с новой силой разгорелось желание служить в церкви в священном сане. Думаю, что ничего более высокого, интересного, важного, нужного для меня в жизни нету. Мне следовало получить соответствующее образование. В силу того, что я уже был женат, у меня уже появился ребеночек, вариант поступления в семинарию отпадал, а Свято-Тихоновский институт давал возможность учиться без отрыва от семьи.

Вы поступили на дневное отделение? Как удавалось совмещать учебу с работой?

Да, я поступил на дневное отделение. Учебу совмещал с подработкой. Работать где-то постоянно в это время не всегда получалось. На старших курсах я работал в храме иконы Божией Матери «Живоносный источник» в Царицыно. Очень благодарен отцу Георгию Брееву, который меня принял, приютил, дал мне возможность там трудиться, да еще так, что это сочеталось с моим графиком учебы и сессий. На пятом курсе я был рукоположен в сан диакона, и сейчас уже больше 10 лет служу в священном сане.

Был ли у Вас тогда постоянный духовник?

Есть несколько священников, которых я почитаю как своих духовных отцов. Это отец Илия Шмаин, ныне покойный, замечательный священник, друг моих родителей, человек, который прожил очень длинную, очень непростую жизнь, служил в разных странах: и на Святой Земле, и во Франции, потом вернулся в Россию и последние годы своей жизни служил здесь. Он был очень ярким человеком, сыгравшим огромную роль в моей духовной жизни: в период своего второго воцерковления я именно к нему обращался за советом. Также не могу не назвать отца Георгия Бреева. Сейчас, как только появляется какая-то возможность (это, к сожалению, бывает не очень часто), сразу стараюсь ехать к нему. Также хотел бы упомянуть отца Константина Харитошкина: он настоятель храма святителя Николая в Сабурово. Отец Константин гораздо моложе, чем отец Илия и отец Георгий, но тоже человек удивительной веры, подвига, отзывчивости.

Какие у Вас сохранились воспоминания о годах обучения в ПСТГУ? Ведь учиться у нас всегда было непросто…

Да, у меня не было привычки к систематическим занятиям, но это несколько компенсировалось очень большим желанием чему-то научиться. Какие-то предметы для меня были второстепенными, но большая часть предметов мне были очень интересны. И желание учиться помогало справляться с трудностями.

Первые годы в ПСТГУ – это самые насыщенные учебой годы моей жизни.

Я тогда честно старался выполнять все, что от меня требовалось, бывало, занимался и ночами.

Какие предметы для Вас в тот момент были главными, а какие второстепенными?

Например, греческий язык мне было учить интересно, он стал для меня школой нормальных систематических занятий. А какая-нибудь «культура речи» была для меня второстепенным предметом. Хорошо помню, как мы ездили в Научный центр психического здоровья недалеко от станции метро «Каширская», где встречались с замечательными психиатрами. Этот курс у нас вел Василий Глебович Каледа. Был у нас и курс наркологии. Его вела какая-то девушка, практикующий нарколог. Она рассказала нам много такого, что, как мы думали, не должно особенно пригодиться в жизни, однако, как выяснилось со временем, к сожалению, оказалось очень востребованным для современного пастыря.

Скажите, когда было принято как окончательное решение о Вашем рукоположении в дьяконский сан?

Я написал прошение по благословению отца Георгия Бреева, в храме которого я трудился, учась на пятом курсе ПСТГУ. В дьяконском сане я прослужил почти семь лет.

Не жалеете, что в течение такого долгого времени Вы были дьяконом?

Пока я был дьяконом, мне очень хотелось поскорее стать священником, не буду этого скрывать. Конечно, есть люди, у которых призвание именно к дьяконскому служению. Дьяконское служение – это служение в алтаре, у престола Божия, но при этом, в силу меньшей ответственности, во многом более легкое, чем у пресвитера. Но мне хотелось быть священником. Я даже спрашивал отца Георгия, нет ли в этом моем стремлении поскорее стать священником чего-либо греховного. Но отец Георгий шутя сказал, что плох тот солдат, который не хочет стать генералом.

А когда же Вам сказали: «Батюшка, собирайте документы, будем писать прошение на рукоположение уже в сан пресвитера»?

Сначала предполагалось, что я прослужу дьяконом год, ну максимум два. А потом мне пришлось перейти на служение в Покровский монастырь, где почивают мощи блаженной Матроны, а вот там я был как раз дьякон, а не пресвитер. И лишь спустя некоторое время настоятельница монастыря, игуменья Феофания, ходатайствовала о моем рукоположении в пресвитерский сан. Благословение от священноначалия пришлось тоже подождать некоторое время, а когда это благословение было получено, то мне определили трудиться уже не в монастыре, а в храме в Митино. Я получил два указа: в первом указе (это по рукоположению в сан священника) было написано, что я назначаюсь штатным священником Покровского монастыря, а во втором – в дополнение к этому послушанию, назначаюсь настоятелем строящегося храма Всемилостивого Спаса в Митино. Но со временем оказалось, что это дополнение к несомому послушанию, если серьезно этим заниматься, требует полной самоотдачи. Тогда игуменья Феофания пошла мне навстречу и разрешила служить в монастыре только один день в неделю, а все остальное время я посвящал трудам в Митино.

Отец Григорий, что изменилось для Вас, когда Вы стали священником?

Было непросто, но мне помог пример и родного отца, и духовных отцов, которых я упоминал, и преподавателей ПСТГУ, включая самого отца Владимира – он вел у нас пастырские семинары. В частности, благодаря им крайность младостарчества мне совсем не близка. Наоборот, я, как правило, стараюсь не отягощать человека избыточным количеством духовных советов, а в трудных ситуациях направить прихожанина к другому, более опытному пастырю. Помогает и то, что ядро нашей общины составляют люди церковные, опытные в христианской жизни. Можно даже сказать, что скорее меня они могли чему-то научить в большей степени, чем я их.

Но помимо пастырского служения Вам сразу же доверили послушание по строительству нового храма…

Да, сразу появилось больше административной работы. Сейчас ее, слава Богу, поменьше, но тоже немало. Честно говоря, я как страшный сон вспоминаю те дни, когда два года мы жили в режиме стройки. Сейчас, когда строительство завершено, жить стало гораздо проще. Я это не умел, я этого не мог, я никогда этому всерьез раньше не учился, но очень хотелось справиться, и поэтому я научился. Большое желание и милость Божия позволяли делать почти невозможное.

Строительство храма и строительство церковной общины шли параллельно?

Да, и могу сказать, что процесс строительства общины для меня, конечно, важнее. Храм –это здание, которое украшает район, напоминает о христианском присутствии. Но пока в храме не совершается молитва, пока в нем нет богослужений, нет общины, это здание мертво. А жизнью храм наполняется через богослужение, через собрание во имя Христово. Наверное, не выйдет ничего хорошего, если я скажу, что все получилось и успокоюсь. Но кое-что все же получилось: на сегодняшний день у нас большой городской приход, и это не просто собрание случайно оказавшихся здесь людей, не знакомых друг с другом. К счастью, большое количество наших прихожан друг друга знают, занимаются какой-то совместной деятельностью – для меня это важно.

На большие праздники к нам приходит немного больше людей, чем храм может вместить. Когда раньше мы служили в маленьком деревянном храме, в нем могло поместиться чуть более 100 прихожан. Тогда к нам приходило 130–150 человек. В новом храме помещается примерно 500 прихожан. А на праздники бывает 600–650 человек. Рекорд у нас был поставлен в праздник Входа Господня в Иерусалим – на двух литургиях мы причастили более 700 человек. А в Великий Четверг у нас было около 600 причастников. В рядовой воскресный день мы причащаем от 150 до 200 человек на поздней литургии и человек 50–60 на ранней. С прошлого года мы перешли на ежедневное богослужение: сейчас мы совершаем литургию каждый день, и в будни у нас причащаются 15–20 человек. Иногда говорят, что у нас приход молодежный. Я сам человек молодой, и люди, которых я старался сюда привлечь, тоже часто мои ровесники. Но это не значит, что у нас нет людей других возрастов. На самом деле у нас все так же, как и в любом другом храме: есть все – от младенцев до прихожан совсем преклонного возраста.

А эти молодые люди местные жители, или они приезжают с других концов Москвы?

Когда мы только начинали служить здесь, то в воскресный день соотношение тех и других было равное. Сейчас, конечно, это соотношение сильно изменилось – приход очень вырос за счет местных жителей. Почти все сотрудники храма – это жители близлежащих домов.

Хотел бы завершить нашу беседу традиционным вопросом: как Вам кажется, что самое главное в священническом служении?

Отец Илия Шмаин, которого я упоминал, не сразу меня благословил стремиться к рукоположению. Он спрашивал меня: а почему ты хочешь быть священником? Я отвечал, что меня вдохновляет пример отца, что я люблю общаться с людьми, хочу им помогать, мне кажется, что у меня есть дар сочувствия от Бога. А он мне сказал: «Тебе нельзя быть священником. То, что ты говоришь, – это совсем не то». В итоге я понял, что отец Илия хотел услышать от меня, что я хочу служить Литургию.

Литургия – это то, что вдохновляет,

что придает смысл всему остальному служению, что является, безусловно, ядром, вокруг которого выстраивается вся остальная жизнь священника.

Ну что ж, огромное спасибо, что уделили время для беседы! Желаю Вам помощи Божией во всех Ваших трудах и, самое главное, радости в предстоянии престолу Божьему.