Начну с традиционного вопроса: расскажите, пожалуйста, о Вашей семье, как Вы пришли в Церковь, где Вы учились до поступления в ПСТГУ?

Наверное, ничего интересного здесь я не расскажу: родился в Москве, в семье рабочих, крещен был в два года в 1986 г., в храме иконы Божией Матери Нечаянная радость в Марьиной роще. Семья у меня неполная, воспитывался я мамой и бабушкой. Моя семья всегда была верующей и меня с собой брали в храм, но как таковой церковной жизни мы все-таки не вели: такие походы были редкими, обычно на Пасху или на Крещение.

А кто был основным двигателем такой, пусть и рудиментарной, но все-таки церковной жизни, мама или бабушка?

Скорее всего, обе в равной степени. В начале 90-х, когда у всех были большие проблемы с деньгами и с работой, маму пригласили работать в храм. Это было Подворье Оптиной пустыни в Останкино. Храм этот построен в 16-м столетии, при советской власти его, разумеется, закрыли, а в 90-е гг. он наконец передан Русской Православной Церкви. Настоятелем был назначен игумен Феофилакт (Безукладников), ныне наместник Воскресенского Иерусалимского монастыря в Истре. Моя мама пришла туда работать уборщицей, техничкой как тогда их называли, естественно, поскольку я на тот момент был еще мальчиком, мне тогда было 7-8 лет, я очень часто приходил к ней на работу, знакомился со священниками, общался с верующими людьми — так мы все вместе воцерковлялись. То время было очень интересным: люди массово шли в церковь, открывали для себя Бога, таинства Церкви, мир святых отцов. Как раз на подворье Оптиной пустыни, где жили, служили, исповедовали монахи, этот расцвет духовной жизни был особенно заметен. Исповеди, например, иной раз в выходные дни заканчивались за полночь — столько было желающих. Причем люди приезжали с разных концов города специально в этот храм. Долгие монастырские богослужения их совсем не пугали: храм всегда был полон, было очень много детей, с которыми тогда же я познакомился, с некоторыми из них и сейчас меня связывают достаточно тесные, дружеские отношения.

Получается, что воцерковление шло параллельно взрослению?

Не совсем так. Я был совсем мальчиком, когда по благословению отца Феофилакта стал прислуживать в алтаре: у нас было очень много пономарей младшего возраста. Это было в 9 или 10 лет. Но мироощущение человека ведь меняется по мере взросления. Где-то в 14 лет я сказал себе, а также сообщил маме и бабушке, что в церковь больше ходить не хочу, мне там неинтересно. Правда в храм я все равно заходил, но уже не пономарил, в церковной жизни не участвовал. К тому моменту изменился и статус храма: из подворья Оптиной пустыни он стал патриаршим подворьем, хотя отец Феофилакт оставался настоятелем. Но все-таки храм уже не был островом монашеской жизни в Москве. Спустя два года случилось так, что Господь посетил нашу семью. Произошли некоторые важные события, и тогда я снова пришел в церковь, уже сам, осознанно – меня никто не приводил. Так получилось, что храмом, в который я пришел, было подворье Троице-Сергиевой лавры. Это случилось днем, день был рабочим, было мало народу, я отстоял богослужение и увидел одного священника, который исповедовал в уголке. У меня за это время, естественно, накопилось много, что ему сказать , поскольку я долго не исповедовался, не причащался. Там была небольшая очередь в пару человек, которые тоже долго исповедовались, я подошел к этому священнику после них. Оказалось, что это был настоятель подворья, игумен Лонгин (Корчагин), ныне митрополит Саратовский и Вольский. После этой исповеди, после общения с этим человеком началось, наверно, мое настоящее воцерковление. Я стал ходить на подворье. Я стал там регулярно причащаться, часто приезжать на братское молитвенное правило, на богослужения, участвовать в жизни подворья, помогать братии по хозяйству, мыл посуду в трапезной, накрывал на стол. Потом, через некоторое время, стал прислуживать в алтаре. Там я научился читать по-церковнославянски, так началась моя церковная жизнь.

А в какой школе Вы учились?

В обычной общеобразовательной школе, позже сменил одну школу на другую, а после 9-го класса поступил в профессиональное училище № 77 по специальности «автослесарь», которое в итоге и закончил.

С чем была связана смена школы?

Знакомые сказали, что в новой школе перспектив больше, тогда все думали о перспективах, а там были еще курсы вождения для старшеклассников, поэтому я туда и перешел.

Как Вы пришли к решению поступать в Тихоновский университет?

Пообщавшись какое-то время с владыкой Лонгином, с монахами лаврского подворья, я понял, что пришло время мне выбирать, что делать дальше. Училище я заканчивал, нужно было думать, что делать потом. При нашем училище был музей танковой армии, которой командовал маршал Рыбалко, у нас среди преподавателей было много отставных военных. Поэтому я тоже считал, что должен обязательно отслужить в армии, а у же потом определять свою дальнейшую судьбу.Но так получилось, что, когда я получил повестку, пришел в военкомат, медкомиссия меня забраковала. Конечно, для меня это вовсе не было крушением какой-то мечты, но просто сразу возник вопрос, а что делать дальше. На тот момент я уже учился на подготовительных курсах Свято-Тихоновского института — поступил туда, еще не думая о немедленном поступлении в этот институт: просто сам хотел лучше узнать свою веру. Мне уже тогда хотелось так или иначе связать свою жизнь с Церковью, но не было определенности, понимания, как это лучше сделать. После того, как я узнал, что в армию я не пойду, я подошел к отцу Лонгину и сказал ему об этом. У меня было два варианта дальнейшей учебы: Московская семинария либо Свято-Тихоновский университет. Он сказал мне: «Я тебе могу, конечно, дать рекомендацию и в семинарию, и в Свято-Тихоновский университет — выбор за тобой». На мое решение повлиял тот факт, что моя мама не отличалась крепким здоровьем, поэтому мне нельзя было взять и уехать из дома в семинарию. Так что выбор пришел сам собой. Я как раз к тому моменту окончил подготовительные курсы, сдал документы, а в мае сдал вступительные экзамены. Честно скажу: я учился всегда плохо, и в школе, и в училище, правда, в последние годы в училище я немного подтянулся, но все же для меня очень трепетным был вопрос, поступлю я или нет, но в итоге, с помощью Божией, поступил.

Интересно, что до сих пор бытует такой стереотип, что в монашеской среде отношение к богословскому образованию вообще и к Свято-Тихоновскому университету в частности, мягко говоря, настороженное, а судя по Вашему рассказу, Вас наоборот всячески поддержали.

Я не могу сказать, что у кого-то из монахов Троице-Сергиевой лавры или тех священнослужителей, которых на тот момент я знал, было какое-то предвзятое отношение к обучению в Московской семинарии или в Тихоновском. Были разные мнения, которые и позиционировались как мнения. Например, один человек мне сказал, что в Свято-Тихоновском дается качественное образование, и это очень важно для развития интеллекта. Были и другие мнения: говорили, что в Московской духовной академии образование не хуже, но при этом преподобный Сергий рядом, и это очень важно, потому что он игумен земли Русской, к которому всегда в бедах и радостях мы прибегаем и молимся. Мне показалось, что была воля Божия на то, чтобы мне пойти учиться в Свято-Тихоновский, и я могу сказать, что не жалею о принятом тогда решении.

Как складывалась учеба, какие у Вас воспоминания об этих годах? Иногда у нас говорят, что наши студенты живут постоянно в состоянии такого веселого отчаяния из-за перегрузки как постоянного фактора в их жизни с первого курса до последнего.

В принципе это правда. Действительно имела место очень большая загруженность разного рода предметами. Могу сказать, что в течение первого курса я честно посещал все семинары и лекции, причем лекции у нас были вечером. У нас было порядка четырех пар утром, до трех часов, потом перерыв на обед и вечером, после пяти часов, лекции в медицинском университете либо в университете на улице Авиамоторная, или в МГУ. Очень интересные лекции по Литургическому преданию у нас читал отец Владимир Воробьев, помню также лекции по иконописи отца Александра Салтыкова. Отец Филипп Ильяшенко, тогда еще просто Филипп Александрович, читал нам лекции по истории России, отец Алексий Емельянов читал Новый Завет. Огромную учебную нагрузку многие не выдерживали: у нас в группу поступало 12 человек, после первого курса осталось шесть, а после второго курса — четверо. А магистратуру вообще окончили четыре человека из двух групп.

Какие предметы вызывали наибольшие сложности?

Ну, естественно, языки. И древние, и новые, хотя новые в меньшей степени. Сначала у нас был только древнегреческий, потом добавился латинский язык. Занятия велись квалифицированными педагогами, которые закончили ИнЯз (ныне МГЛУ) или МГУ (классическую филологию), так что спрашивали с нас строго.

Как Вы выбирали научную специализацию, научного руководителя?

Тут тоже, как мне кажется, все произошло по воле Божьей. Когда преподаватели рассказывали о том, какие темы мы можем выбрать, то мне очень понравилась идея отца Николая Емельянова написать работу о кардинале Ньюмене, о его идее университета. Тогда я и не предполагал, что работа может быть настолько сложной, но было очень интересно. В итоге на третьем курсе я под руководством отца Николая Емельянова писал реферат, на четвертом курсе — бакалаврскую работу, которая, честно говоря, вышла довольно слабенькой, но я ее защитил. В магистратуре моим научным руководителем стал Борис Алексеевич Филиппов. Это была судьбоносная встреча. У нас он начал читать курс лекций по истории России в XX в. Мне они очень нравились. Когда я ему рассказал о своих проблемах с написанием дипломной работы, он предложил мне свое научное руководство. В итоге в написании магистерского диплома мне помогал он, естественно, отец Николай, кроме того, отец Валентин Васечко, а в конце даже Наталья Юрьевна Сухова. В итоге работа получилась неплохой.

Вы сказали, что когда Вы принимали решение о поступлении в Свято-Тихоновский, у Вас еще не было определенности, в каком качестве Вы хотите связать свою жизнь с Церковью. Как Вы пришли к мысли о принятии сана , и когда это было?

Мысль о принятии сана для меня всегда была некоторым образом запретной темой: я знал, что священство это очень большая ответственность, ответственность перед Богом и перед людьми, поэтому я считал, что с моей стороны будет слишком самонадеянным говорить о принятии сана. Я просто хотел служить Церкви, неважно где, как. В последние годы обучения я, разумеется, думал, где могу приложить свои знания, но каких-то конкретных предложений на тот момент у меня не было. В эти годы я женился на Екатерине Юрьевне Пономаревой – она училась на факультете Церковного пения. Мне тогда было 22 или 23 года. Надо было думать, как содержать семью. Думаю, что любой выпускник Свято-Тихоновского университета встает перед дилеммой: либо продолжать обучение еще где-то, либо оставаться преподавать, либо рукополагаться. Но тут опять-таки все случилось, как мне кажется, п о воле Божьей. Должен сказать, что вообще в моей жизни какие-то судьбоносные решения я, как правило, принимал не сам: наверное, по своей немощи, я на них не способен. Владыке Лонгину (он как раз в это время стал Саратовским митрополитом) понадобился представитель его епархии в Москве, фактически помощник по общим вопросам. Основным видом деятельности было издание православной литературы, ее распространение в Москве. Издательское дело это очень интересное дело, но и очень трудоемкое. Ему, по-хорошему, тоже надо учиться, так что мне многое пришлось осваивать заново, хотя знания, полученные в Свято-Тихоновском университете, мне помогали очень сильно. Проще было выбирать литературу, готовить заключения. Таким образом, я около десяти лет трудился на этом поприще. В этот период я очень часто помогал Марине Андреевне Журинской, выполнял какие-то технические поручения. Марина Андреевна часто интересовалась моей учебой в Свято-Тихоновском. Благодаря ей, в том числе, получилось написать качественный магистерский диплом, она была специалист высшего уровня. Не зная глубоко темы работы, например, она могла буквально в пять минут погрузиться в нее и сказать, что здесь не так с точки зрения научной логики. Как-то раз она предложила мне что-то написать в журнал «Альфа и Омега». Я написал статью, она, естественно, ее раскритиковала. Это была очень важная и интересная школа, когда я приходил к ней со своими текстами, она смотрела их, говорила, что не так, а потом мы вместе их правили. В итоге что-то из моих работ было опубликовано в «Альфа и Омега». Так я получил свой первый журналистский опыт.

А пономарские послушания у Вас продолжались?

Да, я некоторое время продолжал трудиться на подворье Троице-Сергиевой лавры, потом, чуть позже, стал прихожанином храма Святителя Николая Чудотворца у Cоломенной сторожки, позже помогал в Свиблово, в храме Живоначальной Троицы, ну а самое последнее время пономарил в домовом храме Издательского совета Московской патриархии.

Владыка Лонгин тогда продолжал быть Вашим духовником?

Да, конечно, он и сейчас мой духовник.

Не скажу что очень редкая, но тем не менее нетипичная ситуация, когда архиерей продолжает быть духовником своего духовного чада и после возведения его в архиерейское достоинство, и после того, как он уезжает в другую епархию…

Наверное, мне повезло... Какой-то период времени я не только трудился на благо Саратовской епархии здесь в Москве, но и помогал другим друзьям в книжном, издательском деле.

Простите, а на жизнь-то хватало?

Да, вполне хватало… Работы было много, но тот, кто трудится, достоин пропитания.

Просто не все начальники, увы, действуют согласно этой евангельской норме...

Повторюсь: мне повезло. Но в какой-то момент пришло сознание того, что если Богу будет угодно, если будет на то воля и изволение святейшего Патриарха, я должен послужить Богу, людям, Церкви в священном сане. В тот момент издательская деятельность Саратовской епархии не то что прекращалась, но переходила на другой уровень — постоянное присутствие человека в Москве уже было не особенно нужно. Я это понимал, надо было что-то менять: либо искать новую работу по издательской деятельности, либо решаться на путь пастырского служения. Я знал одного очень хорошего священника, с которым давно был знаком, это протоиерей Георгий Климов, нынешний благочинный Троицкого округа города Москвы. Я приехал к нему поговорить: рассказал ему, что хотел бы служить в священном сане, спросил, нужны ли ему помощники, и он ответил, что готов меня принять, сначала диаконом, а потом священником. Кроме того, я долго беседовал по этому вопросу с митрополитом Лонгином. Он тоже меня всячески поддержал. Поэтому я и дерзнул написать прошение Святейшему Патриарху. Собрал документы и прошел совет Северо-Восточного викариатства, который возглавлял епископ Подольский Тихон. Мне задали ряд вопросов, после чего с миром отпустили. Решение было принято положительное, и мое прошение было отправлено Святейшему Патриарху, который и благословил епископу Тихону меня рукоположить. Хиротония состоялась на Троицкую родительскую субботу: 22 июня 2013 года. Мне очень повезло, я попал на сорокоуст в храм Большого Вознесения к отцу Владимиру Дивакову, а там есть прекрасный протодиакон отец Дмитрий Казанцев, который отечески опекает каждого ставленника, постоянно подсказывает, объясняет, как правильно служить. Да и сам отец Владимир, когда совершает богослужения, также ставленникам подсказывает.

Долго ли Вы служили диаконом?

Примерно 11 месяцев. Я задал вопрос, что мне следует делать дальше. Мне сказали, что следует писать прошение на иерейскую хиротонию, так как рукоположение священников в Москве сейчас дело небыстрое. Я последовал этому совету, вновь прошел совет викариатства, в итоге Святейший Патриарх вновь благословил совершить мою иерейскую хиротонию епископу Тихону. Меня рукоположили в священники 8 июня 2014 г., на праздник Святой Троицы. После диаконской хиротонии меня назначили ответственным за информационную деятельность викариатства. Предполагалось, что в каждом викариатстве будет человек, который отвечает за информационную деятельность, за социальное, миссионерское, молодежное служение. А поскольку я имел опыт и в сфере издании литературы, и в журналистике, владыка Тихон назначил меня ответственным за информационную деятельность. Мы сделали хороший сайт, который дает объективную информацию о том, что происходит в викариатстве. Здесь же мы публикуем проповеди священнослужителей, новости викариатства. Издаем свой журнал. Я начал его делать под руководством отца Георгия Климова, еще когда был у него в храме пономарем. Вот уже порядка полутора лет журнал выходит, правда, небольшим тиражом, но люди его ждут и читают.

Став священником, Вы должны были быть пастырем, духовным советчиком для людей. Как для Вас прошел этот переход?

Достаточно непросто, честно скажу: в каких-то жизненно важных вопросах я старался переправлять людей к другим, более опытным пастырям.

Перекладывали ответственность?

Не совсем так. Дело в том, что бывают ситуации, когда к священнику приходят люди за жизненно важным советом. Если человек просто хочет узнать, как ему следует поступать, согласно Христовым заповедям, тогда ответить ему достаточно просто, особенно имея за плечами богословское образование. Но бывает, что приходит человек, попавший в очень трудную жизненную или духовную ситуацию, и здесь, как в медицине: главное – не навредить. Есть такое очень хорошее сравнение: Церковь сравнивают с больницей, но в этой больнице, увы, и врачи, и весь медперсонал это тоже больные люди. Единственный Врач, которому не надо говорить «Исцелись сам», это Христос. Вот в этих случаях, чтобы не навредить, я не стеснялся говорить, что я человек неопытный в такого рода вопросах и рекомендовал подойти к пастырям с большим духовным опытом, благо был у нас в храме ныне почивший отец Порфирий — очень известный московский пастырь, который очень многих людей привел в Церковь. Он мог ответить на любой вопрос, в том числе и на любой вопрос молодого священника. Мы всегда к нему обращались, спрашивали совета. У него же и исповедовались, он умел найти для нас правильные слова, поддержать, ободрить.

Расскажите, как Вас назначили настоятелем строящегося храма.

Для меня это, на самом деле, загадка. Строительство храма сейчас дело очень сложное и для руководящих людей, которые ведут «Программу-200 », и для священнослужителей, и для непосредственных исполнителей. Для меня такое назначение стало шоком, в полном смысле слова: просто 6-го мая, это день моего рождения, меня и еще несколько священников вызвали к епископу Тихону и вручили указы о новых назначениях. Отец Алексий Яковлев, который был первым настоятелем храма, где сейчас исполняю настоятельские обязанности, был переведен в храм Серафима Саровского в Раеве. Меня же назначили на его место — в строящийся первый в Москве храм в честь святой равноапостольной княгини Ольги.

На какой стадии сейчас находится строительство?

Сейчас возведен временный деревянный храм, за который приход лишь недавно расплатился. Вопросы по выбору проекта каменного храма фактически решены, впереди утверждение проекта и поиск денег на его окончательную разработку, ну а затем нужно будет готовить пакет документов на строительство и начинать само строительство. Храм находится в Останкино, недалеко от бывшего московского подворья Оптиной пустыни. Так что получилось, что круг моей жизни почти замкнулся: где родился там и пригодился.

Наверняка многим нашим выпускникам с этим придется столкнуться. Настоятель строящегося храма, что это означает на практике?

На практике каждый день ты постоянно удивляешься милости Божией, потому что

наблюдаешь за тем, как Господь по молитвам прихожан делает какие-то вещи, которые ты бы сам не сделал.

Это действительно милость Божия: наблюдать, как Господь строит храм. У меня, правда, особая ситуация, я же начинал не с нуля. Но все же определенные проблемы были: по благоустройству территории храма, по выплате долга за построенный временный храм, по отношениям с местными жителями, по развитию жизни прихода и так далее. Все эти проблемы, я уже это понял, никуда и никогда полностью не исчезнут, даже когда основной храм будет построен. Какие-то сложности будут всегда. У меня есть четкое понимание того, что сам священник в одиночку их не решит. Но он должен сделать все от него зависящее, даже, более того, научиться тому, чего он не умеет, узнать то, что он не знает. Например, я не знал, что такое генеральный план застройки участка; я не знал, что такое нулевой цикл; я не знал, какие нормы законодательства применимы в той или иной ситуации, когда храму нужно поставить какую-то бытовку, временное сооружение; я не знал, что такое ордер ОАТИ, так что когда сталкивался с этим, то приходилось узнавать за неделю или две то, чему люди учатся годами.Но, снова повторю, мне повезло. У меня есть помощник: люди, которые имеют опыт строительства и знают все вышеперечисленные тонкости и всячески меня просвещают, ну и, разумеется, епископ Тихон Подольский, который никогда не оставляет священников без совета и поддержки.

Вы были назначены настоятелем строящегося храма, где уже была приходская община, был другой настоятель. Для приходской общины смена настоятеля, особенно если это единственный священник, это всегда процесс трудный. Как у Вас это все прошло?

В который раз скажу: мне повезло. Во-первых, с отцом Алексием, который был настоятелем до меня, у нас всегда были хорошие взаимоотношения. Конечно, многие прихожане приезжали к нему с разных концов Москвы, но они не были местными жителями, это были его духовные чада, просто теперь они приезжают к нему в его новый храм. Отец Алексий направлен на очень ответственное послушание, и люди молитвенно его поддерживают. Отношения с оставшимися прихожанами как-то быстро наладились, на приходе очень много помощников. Мне кажется,

важно, чтобы приход оставался даже при смене настоятеля, потому что мы в первую очередь приходим не к священнику, а ко Христу.

Прихожане, которые давно в Церкви, понимают, что самое главное здесьэто Христос, это Евангелие, это Таинства Церкви.

Поэтому мне кажется, что не стоит слишком привязывать людей к себе. Важно акцентировать, что Глава в храме Христос. От священника действительно зависит очень многое, несомненно, священник не должен отгораживаться от людей, не должен вести себя с людьми с высока. Важно людей понимать, но при этом не впадать в младостарчество.

Как Вы оцениваете, сколько у Вас сейчас прихожан, я имею в виду приходской костяк, ну и какой возрастной, социальный состав прихода?

Костяк — это человек 30, а общее количество прихожан в воскресный день человек 70. Костяк делится, наверное, на три равные части: молодежь, люди среднего возраста и люди пожилого возраста, но при этом все они единая команда. Молодежи у нас довольно много. Дело в том, что я был ответственным за молодежную деятельность, еще служа на Пятницком кладбище. Некоторые молодые люди, которых я знаю с тех пор, приезжают сюда помогать мне. Причем это их собственное желание.

Что вообще делать с молодежью на приходе?

Молодым людям надо рассказывать о Христе, то же самое, что и с другими прихожанами.

Исходя из собственного опыта, могу сказать, что если Бог не приведет человека к Себе, то его никто не приведет. С другой стороны, работа с молодежью, о которой мы сейчас очень много говорим, необходима. Но под работой конечно же в первую очередь должен подразумеваться собственный пример, т. е. священник, который работает с молодежью или молодежный работник, должен являться своего рода авторитетом, примером в отношении к Церкви, к Богу, к людям. Говорить нужно, естественно, понятным языком. Молодые люди всегда требуют особой формы общения.

Простые собрания на приходе за чашкой чая быстро превращаются в подобие обычной молодежной тусовки они не имеют большого смысла с точки зрения духовной жизни.

А вот просмотр каких-то христианских фильмов, их обсуждение, совместные поездки, экскурсии, встречи с интересными людьми – это может принести плод. Здесь возможно взаимодействие со светскими молодежными центрами. Очень часто сами чиновники заинтересованы, чтобы священник к молодежи пришел, потому что со светской молодежью они говорят о нравственных ценностях, священник, конечно, тоже может о нравственности очень много рассказать. И меня, например, приглашали на такого рода молодежные собрания. Понятно, что 99% тех, кто сидит в зале, послушает и уйдет, но 1 % все равно остается, какие-то вопросы задаст, возникнет повод задержаться, спросить священника о чем-то, а может быть, и поспорить.

А как у Вас получается совмещать служение в священном сане, заботы о строительстве нового храма и послушания в викариатстве с обязанностями главы семьи?

И вновь повторю: мне повезло, потому что моя супруга, которой, конечно, непросто, потому что дома всё на ней воспитание двоих детей, домашнее хозяйство, иные дела, которые обычно в семьях выполняют папы, но тем не менее она прекрасно понимает, что есть в жизни мужа нечто более важное. Нельзя сказать, что семья неважна. Но все-таки, если человек служит Церкви и Богу, его надо в этом поддерживать и всячески помогать. Если будет так, то Господь Своей любовью все покроет.

Самый последний вопрос: как Вы считаете, что главное в служении священника?

Главное в служении священника — это помнить о том, что он служит Богу и людям. Священник уже не принадлежит себе, он по большому счету не принадлежит уже даже своей семье, он принадлежит Церкви, как Телу Христову. Следует надеяться, всегда молиться Богу о том, чтобы с этой дороги не уйти.

Отец Филипп, большое Вам спасибо, что уделили время для беседы и успешного Вам завершения очередного этапа Ваших пастырских трудов по возведению нового храма.

Спасибо! Прошу у читателей их святых молитв обо мне грешном, о том, чтобы храм Божий в честь святой княгини Ольги созидался – и, конечно, приглашаю всех по возможности принять в этом благом деле участие. Информацию, как помочь, можно найти на нашем сайте (Храм святой равноапостольной княгини Ольги в Останкино) а также в группах в «Вконтакте» и в «Фейсбук». Сейчас основной нашей задачей являются проектные работы основного храма. Работы проектировщика стоят денег, что-то мы уже отдали, но нужно отдать еще около миллиона рублей. У кого есть возможность – помогите! Всех спаси Христос!